Шрифт:
Григор решил сменить тему.
– Все не перестаю ругать тебя за то, что ты ее обратил. Она ж ребенок совсем. Восемнадцать лет всего!
Палач нахмурился. Не дело кого-либо осуждать его за сделанное! И уж тем более-не его ученику!
– У моей младшей сестры в ее возрасте уже было двое детей, - отрывисто проговорил он, показывая тоном, как ему не понравился укоризненный тон бывшего монаха.
– Ты прекрасно знаешь, что это несопоставимо, - хмыкнул Григор, впрочем прекрасно поняв, что зарвался, - Но мы не обращаем подростков, ты вбил это правило мне в первые же дни после обращения!
Но все-таки мужчина была прав, и Дитрих это понимал тоже.
– Знаю, - опустил он взгляд к полу, - Знаю. Но и не обратить я не мог. Ветрова сказала, что обращение Милы завершит изменение, которое создала. А мы слишком многим пожертвовали ради этого, чтобы так безмозгло пойти на поводу у принципов.
– А теперь страдаем мы все. Мила, - Григор кивнул в сторону коридора, - ты, я.
Дитрих вздохнул. Посмотрел на свои ноги в темных брюках, стряхнул невидимую пылинку.
– Как она сейчас?
Ученик пожал плечами.
– Не знаю. Два часа назад ушла к себе, больше не выходила.
Он ударил ладонями по коленям и встал.
– Пойду - поговорю с ней, может меня она послушает.
– Попробуй. У меня убедить ее не получилось.
– Кстати, она все-таки поела?
– Дитрих остановился в дверях.
– Да, донорской крови из холодильника. Вернуться Мила отказалась, - Григор отсалютовал своему учителю бокалом вина и снова уставился на огонь в камине.
…
В комнате свет так и не был зажжен, несмотря на позднее время суток.
Мила сидела на кровати и бездумно смотрела на светящийся экран мобильника. Перелистывала фотографии, пробежалась по книге контактов. На одном остановилась отдельно, пару секунд тупо, не понимая букв, читала имя и, вдруг решившись, нажала кнопку вызова.
Сигнал пошел, в трубке раздались гудки. Затем на вызов ответили и усталый голос спросил:
– Алло, я вас слушаю!
Мила молчала, со слезами на глазах глядя на монитор и имя на нем.
– Я слушаю, говорите!
Девушка все так же молча отключила вызов. Она так и не смогла набраться храбрости и поговорить с Филиппом. Никогда не могла.
В этот момент дверь приоткрылась и в комнату медленно вошел Дитрих. Мужчина огляделся, не заметил вокруг никаких признаков разрушения и улыбнулся кончиками губ.
– А мы уже приехали!
– жизнерадостно поздоровался он с любовницей, но увидев, что она безвольно сидит на кровати, сочувственно спросил, - Как ты?
Девушка отвернула голову от Палача, показывая, что не желает ни с кем разговаривать.
Не с ним точно.
Странное дело, ведь еще так недавно, она неслась на встречу с Дитрихом, как сумасшедшая, млела в его объятиях и чувствовала себя такой счастливой! Как же-высший вампир, богатый и представительный, а еще умный, красивый, властный… Куда делись те чувства?
Или это был лишь самообман?
– Милая!
– Дитрих подошел ближе и протянул руку коснуться, - Я беспокоюсь за тебя!
Палач вздохнул. Что-то изменилось в их отношениях, не сильно, но в то же время кардинально. Поначалу Дитрих был счастлив тем, что обратил Милу, что теперь она проживет с ним всю его долгую жизнь и станет постоянной спутницей - нежной, ласковой и покорной.
Но в последнее время он все реже стал приходить в ее постель, снова ушел с головой в работу и постепенно между ним и Милой начала расти пропасть.
– Я в порядке!
– она ответила резче, чем хотела, и отдернула голову от его пальцев.
Не надо, сейчас не надо ей никаких ласк! Пусть он просто оставит ее в покое!
– Григор рассказал мне, что у вас произошло, - он сел рядом и положил ногу на ногу.
– Он не должен был меня везти к той женщине. Не имел права!
– холодно глядя на любовника проговорила девушка.
– Григор все контролировал, он смог бы остановить тебя, милая!
– Дитрих все еще пытался говорить спокойно, но упорство, даже упертость девушки в некоторых вещах его начала раздражать.
– Ты меня порой остановить не можешь, а Григор слабее и моложе тебя!
– резко ответила ему Мила и сползла с кровати, - Я могла ей навредить, ты это понимаешь! Я могла убить эту женщину!
В той единственной ситуации, о которой сейчас вспомнила девушка, он остановить не смог лишь по одной причине - из-за боязни причинить Миле боль. Дитрих прекрасно знал, насколько силен, но Мила не принимала этого объяснения. В вопросах сохранности чужих жизней она была милосердней матери Терезы, но свою собственную с упорством не щадила.