«Так, к выходу готов?»

«Кажется…»

«Когда кажется, Валентин Иосифович, надо креститься. Давай, выходи. Как я учил: сквозь дверь, и невидимкой по квартире. Эх, надо будет тебя в следующий раз поучить азам полиморфии. Например, как обращаться в муху. Довольно удобно, главное — чтобы не прибили. Всё, пошёл».

И он пошёл. Стал прозрачнее (умница!), без труда прошёл через дверь… Вроде бы всё в норме.

— Герка, ты там скоро? — раздался недовольный голосок с кухни.

— Скоро, детка, скоро. Ещё десять минут.

— Ну во-от, опять разогревать!

— Да оставь ты его в покое, этот ужин! Я его любым съем, ты же всё-таки старалась.

Она ничего не ответила, но, кажется, я попал «в яблочко». Если только она поверила этой внезапной и такой неискренней нежности.

Ладно, будем верить в лучшее.

Я погрузился в воду, краем уха услыхав, как где-то за горизонтом звякнула, свалившись на пол, какая-то посуда.

— Гер, это ты там грохочешь?

— Нет, детка, я всё ещё в ванной.

— А это тогда что?.. — кажется, её голос дрогнул. Что ж, даже юным хищницам не чуждо человеческое, я бы даже сказал, девчачье.

«Валя, не громи посуду, ты пугаешь даму!»

«Простите, Герман Сергеич! Я случайно!»

Одуреть можно, подумал я и с головой ушёл под воду. Минуты две спустя я услышал звонок в дверь: похоже, Вале надоело бродить по квартире тенью отца Гамлета, и он решил разыграть наш сценарий «Визит старого друга».

«Только смотри, не накосячь. Люди, Валентин, они иной раз проницательнее Духов оказываются».

«Я понял».

— Вы к кому? — с подозрением спросила Марина в прихожей.

— Здравствуйте, я к Герману Сергеевичу Кастальскому. Мне сказали, он тут живёт.

— Живёт. А вы, собственно, кто такой?

— Я? Я сын его друга. Герман Сергеевич с моим отцом вместе в университете преподавали.

Ай да Валька, изумлённо булькнул я. И когда это он про моё университетское прошлое разузнать ухитрился?

— Да-а? А как вас зовут?

— Валентин Вершинин. Я Ефима Семёновича сын.

— Что ж, очень приятно. Я Марина, жена Германа. Вы заходите, раз уж пришли. У вас к Герману какое-то дело?

— Да, мне необходимо сообщить ему нечто очень важное.

«Только не переборщи», передал я.

— Проходите сюда, в гостиную. Герман недавно с работы приехал, сейчас в ванной отмокает. И он ещё не ужинал, так что я вам, пожалуй, предложу поесть, если вы не против. Что будете пить?

— Пить? О, я, признаться…

«Скажи, что с удовольствием выпил бы чаю».

— Знаете, Марина, я бы просто чаю выпил, если можно.

— Хорошо. Посидите тут, я сейчас сделаю вам чай. Вы пьёте пуэр? Герман обычный чай не пьёт, только китайский. Даже научил меня его заваривать. Та ещё морока, честно говоря, но чего не сделаешь ради любимого мужа.

Я чуть не захлебнулся.

Так, Кастальский, пора тебе отсюда вылезать. А то Бог её знает, до чего она там может договориться такими темпами.

— Признаться, никогда раньше его не пробовал, но, думаю, это вкусно. У Германа Сергеевича всегда был отменный вкус.

— Это да, — согласилась Марина. — Что ж, в таком случае я заварю нам чайник.

— Буду вам очень признателен, — ответил вежливый Валя.

Она ушла на кухню, а по дороге едва не столкнулась со мной, выходящим из ванной. Взяв меня своей хрупкой, но цепкой лапкой за отворот халата, она заговорила тихо, чтобы Валя не услышал:

— Там какой-то паренёк, говорит, что сын твоего друга. Говорит, что зовут его Валентин Вершинин. Я твоих университетских друзей не знаю, но парень выглядит приличным. Так что, Герка, иди-ка ты переоденься во что-нибудь более подобающее. К тебе всё-таки гость пришёл.

— Не волнуйся, девочка, — я чмокнул её в макушку. — Вальку Вершинина я знаю с малолетства, а с его отцом мы всегда большие друзья были. Это свой человек. Ты ступай лучше сделай чаю, а заодно принеси мой ужин в гостиную.

— Хорошо, — прошептала она, мигом отпустив мой воротник. И я подумал: а не дурь ли ты затеял, Герман Сергеич, с этими финансовыми махинациями? Оставишь девчонку ни с чем. А за что, спрашивается?

Да, есть у меня такая дурная черта: в последний момент, когда удар уже нанесён или почти нанесён, мне становится жаль противника. Однажды, во время Первой Войны, эта жалость едва не привела меня к Падению. Если бы не один мой добрый соратник, кто знает, где бы я сейчас был.