— Михаил… — чуть слышно прошептали губы девушки.

Да, это был он, живой, гордый, устремленный вперед… Все молчали. Потам Лена с жаром схватила руку художника и, прежде чем тот успел ответить, поцеловала ее.

— Спасибо, Павел Григорьевич…

Слезы помешали ей продолжать, и она выбежала из комнаты.

— Напрасно вы принесли картину сейчас, — укоризненно заметил Малинин, — прошлое забыто, и не надо о нем напоминать.

— Неправда! — вдруг прозвучал голос Лены.

Она стояла в дверях, и глаза ее были сухими.

— Еще раз большое спасибо, Павел Григорьевич, я вам всю жизнь буду благодарна за такой подарок.

Она подошла к картине.

— Мама, помоги мне, пожалуйста, отнести в мою комнату…

В этот вечер друзья оставались недолго. Только Галя собиралась заночевать, но Малинин упросил и ее уйти, а сам задержался. Когда они остались наедине, он поднялся со стула и стал ходить по комнате, явно нервничая.

Лена сидела у неубранного стола. Малинин остановился и, обращаясь к ней, сказал:

— Стоит ли думать о прошлом? Давай лучше поговорим о будущем.

Лена не ответила.

— Видишь ли, Лена, когда был другой, я мог надеяться только на дружбу. Мне было тяжело, но я это понял. Со дня возвращения в Москву я ни словом не обмолвился о своем чувстве, но я больше не могу, понимаешь, не могу, я люблю тебя, люблю… Там, в экспедиции, я так мучался, следил за тобой… Ты помнишь свою прогулку с Щербаковым за станцией?… Я шел за вами.

— Так это был ты?

— Да, я. Не мог я… Лена, мне нужно знать…

— Ты уже все знаешь.

— Но Лена, вспомни о нашей дружбе.

— Помнишь свои слова о том, что ты однолюб? Видимо, я тоже.

— Но быть верной умершему?… Лена, подумай.

— Разве я виновата, что не могу забыть его.

— Хорошо, я согласен, пусть через год, я буду ждать.

— Не нужно тебе ждать.

— Что же ты совсем замуж не выйдешь?… Как в старых романах — верность до гробовой доски. Лена промолчала.

— Но ведь это глупо! — горячился Малинин. — Понимаешь ли ты, глупо. Его нет, он не существует, и ему не нужна твоя верность.

— Видишь ли, есть еще сердце…

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать?

— Бывает, что человек живет в нем дольше, чем в жизни.

— Леночка, родная, я буду ждать. Ведь мы молоды, у нас все впереди…

— Я уже тебе сказала, ты не сумеешь занять его место.

— А кто-нибудь другой?

— Не знаю.

— Неужели я хуже Щербакова?

— Ты это сам отлично знаешь.

— Но я люблю тебя сильнее, чем любил он. Ради тебя я готов на все…

При этих словах, сказанных Малининым сгоряча, девушка вздрогнула, лицо ее побледнело. Она вспомнила разговор с Бархатовым. Василий Яковлевич совсем недавно рассказал о причине несостоявшегося испытания парашюта Щербакова. Припомнилось и другое, только теперь родившее какую-то догадку… Что это было? В то утро Лена принесла букет цветов. После завтрака все отправились к месту, где решено было испытать парашют Щербакова. Прошли совсем немного, и Лена вспомнила о забытом ею букете. Она бегом направилась к лагерю, взяла цветы и хотела уже возвращаться, когда услышала в мужской палатке какой-то грохот, и оттуда выскочил человек, которого она увидела, когда он был уже далеко. Лена посмотрела ему вслед и затем поспешила сама. Вскоре она забыла об этом. Беседа с Бархатовым воскресила в ее памяти этот случай, которому она тогда не придала особого значения.

— Меня до сих пор мучает подозрение о том, что сделано это было кем-то со злым умыслом, — сказал Василий Яковлевич. — Но кем?

Слова Малинина «ради тебя я готов на все» хлестнули ее, как кнутом. Пристально глядя на Малинина, она спросила:

— Ты знаешь, почему Щербакову пришлось отказаться от прыжка с парашютом?

Вопрос был задан в упор, но Малинин не смутился. Довольно просто ответил:

— По-моему, испортилась пружина… Так объяснил тогда Василий Яковлевич… Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Пружина? А не сбитое кольцо предохранителя? Ах, ты не знаешь! Но я случайно увидела тебя, когда ты выбежал из палатки. Почему ты отстал в то утро от всех? Что ты делал в палатке?

Только теперь до него дошел смысл допроса.

Взволнованно воскликнул:

— Лена, о чем ты говоришь?

— Отвечай!

— Но это чудовищно… Неужели ты думаешь, что я способен убить человека, даже из-за ревности?

— Ты сам проговорился, что способен на все…

— Нет, нет!.. — крикнул он. — Да, я ему завидовал, ненавидел, если хочешь знать, даже после того, как он меня спас… Ненавидел из-за тебя, — сказал он жестко. — Но испортить кольцо предохранителя, чтобы он упал и разбился? Как ты обо мне страшно думаешь. За что?

— Ты был в палатке, где находился парашют, тогда, в то утро?

— Был… Я оставил компас в палатке и возвратился за ним, потому что хотел потом пройтись… Я знал, после испытаний тебе будет не до меня… Долго не мог найти. А когда отыскал, схватил и побежал, по дороге свалив ледоруб… Я так торопился, что даже не возвратился, чтобы его поднять.

— Да, я слышала шум…

Вдруг его осенило. Он так испугался своей мысли, что краска схлынула с его лица и оно стало белым…

— Может быть, ледоруб упал на кольцо и заклинил его? Но я этого не хотел, честное слово… Клянусь тебе его памятью…