7

В начале июня в Москве как всегда похолодало, и начальника ДЕЗа Пантелеймона Никаноровича Капралову пришлось звать к себе в кабинет. Сперва, правда, вместо него пришла Шахноза и прочитала лекцию об озеленении придомовых территорий. Пользуясь случаем, Капралов пытался разузнать про футбольного фаната и его отца, но ничего нового не услышал. В другой день, к досаде «Луки Романыча», явился профессор и битый час перечислял наглядные приметы скорого экономического кризиса. Психиатру повезло лишь с третьей попытки.

С Пантелеймоном Никаноровичем он уже раньше встречался, а потому сразу узнал одному ему свойственную живость речи, пожалуй, даже излишнюю беглость, по причине которой тот часто проглатывал окончания слов, словно его речевой аппарат не поспевал за мыслительным. В представлении Капралова это было весьма нехарактерно для управляющего коммунальным хозяйством или другого типичного муниципального начальника, обычно предпочитающих помалкивать. Впрочем, Пантелеймон Никанорович не был типичным муниципальным начальником.

— Хоть убейте, не понимаю, чего вам далась эта Шахноза и почему я должен рассказывать, что о ней думаю, — говорил Пантелеймон Никанорович, сидя в кресле и положив руки ладошками на колени, как детсадовец. — Да ничего я о ней не думаю! У меня таких Шахноз в подчинении тыща штук. Все они смирные, проблем с ними нет. Сидят по подвалам, зеленый чай пьют. Чего еще желать? А строгость — так это для профилактики. Я с ними со всеми строг. Но ведь и справедлив!

Капралов, в белом медицинском халате, заинтересованно поглядывал на Пантелеймона Никаноровича и время от времени что-то писал специальным врачебным почерком в большую тетрадь, лежащую у него на коленях. Однако от писателя сегодня в нем не было и следа, обычная рутинная встреча врача с пациентом.

Последние недели прошли для писателя Капралова совершенно бесплодно: обострившийся на Пасху творческий кризис лишь углублялся. Вопреки желаемому, идеи в его голове возникали одна безумнее другой. Ежедневно исписывая по нескольку страниц в картах пациентов, он все чаще с мрачной горечью признавался себе, что так и останется пишущим психиатром, но не станет писателем. «Если настоящей музе и суждено меня посетить, — думал он, глядя на Пантелеймона Никаноровича, — то это будет Мельпомена, муза трагедии, и придет она не на страницы моего несуществующего романа, а прямо в мою жизнь!»

— Как вы думаете, что вы делаете в этом кабинете? — ласково спросил он.

Ладошки начальника ДЕЗа на долю секунды сжались легкой судорогой.

— Что я здесь делаю? Да наверняка она вам нажаловалась из-за какой-то фигни, а вы будете изображать голубя мира. Что тут еще может быть, всегда одно и то же!

— Нет, Пантелеймон Никанорович, вопрос звучит не совсем так: не зачем я вас сегодня пригласил, а почему вы вообще в этом кабинете. Вы ведь знаете, кто я и где вы находитесь. Давайте говорить начистоту. Вы хотите, чтобы я вас уважал и относился к вам серьезно. Так помогите мне — будьте откровенны. Вы образованны, умны. Могли выбрать любое занятие. Зачем же было становиться именно коммунальщиком? Все знают об их репутации. Какой вам от этого прок?

— На что вы намекаете?

— Разве я намекаю? Если мне что-то нужно, я спрашиваю прямо, потому что хочу получить прямые ответы.

Капралов тут же мысленно ущипнул себя за ляжку и с раскаянием подумал, что Пантелеймон Никанорович вовсе не виноват в его настроении. Вообще говоря, работа психиатром научила его сдержанности, и даже в разговоре с самим собой он обычно бывал деликатен.

— Вы ведь сами выбрали, — продолжил он примирительно, — вот мне бы и хотелось узнать, почему.

Однако Пантелеймон Никанорович не заметил смущения врача: привычка смотреть внутрь себя весьма сужала угол его зрения.

— Слушайте, доктор, ну причем здесь это? Вот вы представьте, что я молодой менеджер, в ладно сидящем на спортивной фигуре недорогом костюме, с айпэдом и прогрессивными взглядами. Либерал! Но и при этом осторожный, с оглядкой, не безнадежный либерал. Честный! Или считаете, что такой никогда не пойдет заведовать ДЕЗом? Вам нужен Александр Иванович Корейко в кургузом пиджаке и с миллионами в чемодане? А я, между тем, вижу себя именно антиподом Александра Ивановича!

Капралов молча крутил авторучку между пальцев: Пантелеймон Никанорович всего лишь тянул время.

— Ну, хорошо, — сдался начальник ДЕЗа, — главное, что я должен сказать — корысть тут совершенно ни при чем! Я знаю, что о нас обычно думают, и представляю, что наговорили вам остальные, однако я этим занимаюсь не ради денег!

— Но получается, это все же не просто работа? — подбодрил его Капралов. — Ради чего-то вы этим занимаетесь?

— Странно слышать такое от вас. Уж, казалось бы, кто-кто, а вы должны понимать…