Стихотворения и поэмы
вернуться

Саянов Виссарион Михайлович
Шрифт:

40. ПРОБЕГ

Рассвет, не в меру желт и рыж, Померкши на окошках, Качает сотни длинных лыж На беговых дорожках. Как карусель, бегут холмы, Земля проходит утло, И вот уже поет калмык, Качает сосны утро. И парень в кепке расписной, В зелено-белой майке, Подветренною стороной Летит подобно чайке. Ему уж нет пути назад, Тропинки вспять не сдвинешь, Его глаза слепит азарт, В зрачках мельчится финиш. Так мне лететь сквозь гарь и дым, Скользить привычным бегом, Раскосым, вечно молодым, Слегка примятым снегом. <1929>, 1937

41. ВЧК

Над путями любого простора Вновь идет, потрясая века, Побеждающий годы раздора, Нестихающий гром ВЧК. Разве ты этой песни не знала? Там республика строит полки. Там проходят столы Трибунала. Моросят на рассвете штыки. Самый дальний, неведомый правнук! По-другому деля бытие, Побеждали мы в битвах неравных Во бессмертное имя твое. Над вечерней густой синевою Всё пылает пожар золотой. Войско юности ходит Москвою. На Лубянке стоит часовой. Враг ли прячется в злобном бесчинстве Иль кипит мятежами земля,— Твердой поступью входит Дзержинский В стародавние зданья Кремля. 1929, 1937

42. «Семнадцатилетние мальчики…»

Семнадцатилетние мальчики, Вы запомнили пули и топот, Те дороги, которые юность, Как дружную песню, вели, В полуночных разведках, В перестрелках накопленный опыт И вечерние дали Завещанной вьюгам земли. Знаю, в Смольном тогда Вы стояли в ночном карауле, И Ильич, улыбаясь, Встречал из-за Нарвской ребят. Наша юность прошла, Эти годы давно промелькнули, Но они посейчас В нашем сердце немолчно гудят. Вместе с нами росли И деревья высокого сада, Мы не знали тоски, Но кипело волненье в крови… Вечерами теснятся дожди, На рассвете приходит прохлада. Поколение наше, Ты меня трубачом назови. Барабанщиком ставь В ряд большого пехотного строя. Я учу тебя песням, Выдай на руки нынче ж ружье, Чтобы вместе с тобой На просторы грядущего боя На октябрьской заре Пробивалося сердце мое. То — совсем поутру, То — в двенадцать часов пополуночи, Проходя по путям, Под раскаты грохочущих труб, Я опять узнаю Тех, которые больше не юноши,— Мужская упрямая складка Легла возле губ. Я их вновь узнаю Среди сабель и пик эскадронов, В тихом дне типографий И в сумраке угольных шахт, Прохожу торопясь, Только за плечи запросто тронув, Как в походном строю, По команде ровняя свой шаг. Сразу буря берет нас И снова выносит на берег Пятилетки, труда И заводских ударных бригад. Поколение наше Берет все барьеры Америк, Сто дорог впереди, Ни одной не осталось назад. Но, ровесники бури, Сыновья трудового народа, Если грянет война И в полях заклубится метель, Мы готовы опять К перестрелкам большого похода, Мы начистим штыки И привычно скатаем шинель. 1929

43. СЕНТЯБРЬ 1917 ГОДА

Провинциальных адвокатов сон И журналистов домыслы слепые: В парламентский высокопарный сонм Должна вступить торжественно Россия. И в чехарде страстей и министерств, Эсеровских, кадетских, беспартийных, Рассвет глухие заводи отверз И тихий гром кружился на куртинах. Еще фронты, братаяся и мучась, Летят вперед, и даже сводки те ж, Но решена демократии участь, И генеральский рушится мятеж. Над митингом, Где черный ворон каркал, Лишь пропуск «Буря» Можно пронести, Трамвайного заброшенного парка Перекрестились за полночь пути. А вечерами в полотняном цирке Ораторы о мире говорят, И по рядам мелькают бескозырки, Солдатские фуражки шелестят. Фронты гремят, — утрами золотыми Еще идут дозоры вдоль траншей, Но реет имя Ленина над ними И с каждым днем становится родней. И давний месяц в памяти не стерся: Тогда один, в холодной тишине, Среди гранитных улиц Гельсингфорса Скрывался Ленин в финской стороне. Но город тот с широкими прудами, Скалистый берег с дикой крутизной, Где без вестей томился он ночами, Ему казался каторгой немой. И падают в ненастный день осенний, Как листья с лип, листки календарей, И каждый день друзей торопит Ленин: «Настанет час — и в Выборг поскорей…» Там по утрам поют дожди косые И веет ветер с ладожских полей, Там брезжат зори ранние России, — Ее цвета на реях кораблей. Не торопясь, ночь патрули расставила. Огни в лесах предчувствием томят. Перк-Ярви, Мустамяки, Райвола — И по озерам — путь на Петроград. Он улыбался: кончится невзгода, Немного дней — и пройдена черта. ………………………………… Тогда сентябрь семнадцатого года Рядил сады в багряные цвета. 1929, 1939

44. ПАРОХОД

Зеленая пена Кипит под винтом, И мы по заливу Неспешно плывем Туда, где огни Отдаленного форта Встают за оградой Военного порта, Где реял бушлатами Синий прибой, Где умер за волю Матрос молодой. Там ходит по взморью Теперь пароход, Гудит он, как будто бы Друга зовет. Тому пароходу Большому давно Матроса погибшего Имя дано. 1929

45. НАДПИСЬ НА КНИГЕ

Ведь я из первых, кто, свирепость Стихии взорванной познав, По капле пью заводский эпос, Заветный выговор застав. И с песнею, с родной заставой Сдружились дальние края, — Матлота выморочной славой Проходит молодость моя. Она беглянкой светло-русой Кадриль ведет, оторопев. Иду за ней, иду, чтоб слушать Неумолкаемый напев! 1929, 1939

46. СТАРАЯ МОСКВА

Переулки с Арбата к Пречистенке. Сонный ястреб ударил крылом. Там бродяги слонялись и странники И мусолили карты в три листика, Пахли веником старым предбанники, Ползаставы сносили на слом, И шатала давнишняя мистика Эти темные сны о былом. Старый быт, над проулками реющий, Тупики в невозвратную рань. По базарам лабазы с крупчаткою, А в трактирах напев канареечный. Странник песенку выведет шаткую Про старинную Тьмутаракань На просторы зари вечереющей, Где подрамники греет герань. Вот густая, хмельная, морозная, Небывалая та тишина. Ночь пройдет, как упряжка порожняя, Звезды высыплет мельче пшена. Но в томлении пламени ярого Белым полымем тучи слепят, Стынет бунта крестьянского зарево, На рассветах усадьбы горят. Песни тешили чистым наречьем, Горько плакали в снег бубенцы, У дворов постоялых, при звездах, Вербы горбили узкие плечи, А на ярмарках в тихих уездах Будоражили тишь пришлецы,— По лабазному Замоскворечью Бородатые встали купцы. Лодки правят на горестный берег, По делянкам раскат топора. По-особому родину мерит Миллионщиков новых пора, — Да опять тупики, пересадки, Переправы над сонной рекой, А в кривых переулках отряды, Комиссары, скатавшие скатки, Своеволию юности рады, Славя город пылающий свой, Поведут броневые площадки По сарматской равнине ночной. А в снегах разметалась Таганка. На мосту краснофлотский дозор. Коминтерна ночная стоянка — Отплывающий в море линкор. Сосны к западу клонятся утло, Но, для грома и славы восстав, Отшвартуют в бессмертное утро Все шестнадцать московских застав. 1930, 1939

47. СЛОВО

Был поэт — сквозь широкие годы, Из конца пробиваясь в конец, Он водил черный ветер невзгоды, Оголтелую смуту сердец. Словно отговор тягостной смуты, Словно наговор странствий и бед, Воспевал он, холодный и лютый, Обжигающий сердце рассвет. Старой выдумкой — песней цыганской — Он людские сердца волновал И стихи роковые с опаской Нараспев неизменно читал. Под гитару, как в таборе темном, Над рекой, где гремят соловьи, Он сложил о скитальце бездомном Опрометчиво песни свои. Он твердил: «Если сердце обманет, Покоряйся бездумно судьбе, Пусть негаданно время настанет — Всё любовь не вернется к тебе. Мне с младенчества, словно Егорью, Желтоглазый приснился дракон, Не люблю эту землю с лазорью — Тихой жизни бессмысленный сон. В небесах позабытого года Буду славить холодную тьму, Есть души отгоревшей свобода — В грусти жить на земле одному». Он улыбкой и ложью той странной Желторотых подростков губил, Только я не поддался обману — И поэтов других полюбил. И теперь только вспомню — и снова Ясный свет отплывающих дней Вдруг доносит ко мне из былого Голоса тех заветных друзей. С нами тысячи тех, для которых Время вызубрит бури азы, Молодой подымается порох — Весь раскат первородной грозы. Пусть же снова зальются баяны, Все окраины ринутся в пляс, За моря, за моря-океаны Ходит запросто слава о нас. А поэта того позабыли, Перечтешь — и забудется вновь, Потому что мы сердцем любили Только тех, кто прославил любовь. 1930,1939