Стихотворения и поэмы
вернуться

Саянов Виссарион Михайлович
Шрифт:

56. «Только с севера коршун сердитый…»

Только с севера коршун сердитый Пролетит, нестерпимо дыша, Снова в дом на реке позабытой За тобой улетает душа. Там раскольничьи бороды вьются, Там нехоженых троп колея, Расписного заморского блюдца В пятерне остывают края. По морям отходили поморы, Отшумела по сходням вода, Ты вела через степи и горы Все мои молодые года. Ночь пройдет, шелестя переправами, Задыхаясь над каждым ручьем От любовной немыслимой зауми, Тихо дрогнувшей в горле моем. Вот борта на высоком причале, Мимолетный твой взгляд на мосту… Ведь вчера еще чайки кричали, Меркли скаты в далеком скиту, — Но шумит золотая прохлада, И вдали, за речной синевой, Там, где стынет ночная громада, Снова голос мне слышится твой. 1930, 1937

57. «На юге, среди гор, я заприметил вдруг…»

На юге, среди гор, я заприметил вдруг Дрёму — кукушкин цвет. И сразу вспомнил луг На севере, убогий хвойный лес, Негромкий ручеек, рощицы навес, Березку белую, в зазубринах полос, Плетень убогий, тихий-тихий плес, Сад белой ночи с призрачной луной, — И милое лицо мелькнуло предо мной. Так шел я по горам, а мне навстречу брел По срезанной тропе медлительный орел. Мы молча разошлись, и взгляд его упорный Скользил, неумолим, над светлой кручей горной. Он крикнул, полетел, и света полоса, Немея, обожгла беззвучные леса. Орлиный темный горб тонул в дыму заката… Не так ли я опять ищу к тебе возврата? 1930

58. «Старый сон мою пытает душу…»

Старый сон мою пытает душу, Ночь в саду сырою вешкой бьет, — Спят просторы ста морей, и суша, И тяжелый стан озерных вод. Жизнь идет — и всё уносят годы, Тяготят и тихо старят сны. Полые, взметнувшиеся воды, Дни моей неведомой весны. Только разве памяти не стало Помянуть минувшее добром? Молния мне сердце рассекала, И катил ко мне лафеты гром. На полянах поднимались травы, Судорогой сердце мне свело. По степям форштадты и заставы Небывалым снегом замело. А от снега волосы седеют, Редечка-ломтиха не горька, Облака пролетные желтеют, Как разводы твоего платка. 1931

59. «Искатели таинственных цветов…»

Искатели таинственных цветов, Не вписанных в тома энциклопедий, Во снах мы видим чашечки из меди, Тычинки из литого серебра, Ночных цветов зазубренные тени. Мы видим сны, и сотни поездов, Товаро-пассажирских и почтовых, Всегда служить ботанике готовых, Спешат к лесам, где бурые медведи, К озерам, где разрезана жара Грудными плавниками осетра, Где волны моют белые ступени. А жизнь пройдет по сотням переправ, По мхам болот и по распутьям сопок, Чтоб из безвестных человеку трав Могли родиться каучук и хлопок. 1931

60. «Ты в светлые воды в то утро смотрелась…»

Ты в светлые воды в то утро смотрелась, Сквозным отражением плыли леса, И пламенем черным заря разгорелась, И горькая сразу легла полоса. Пусть годы проходят, — спокойная зрелость Уже заглянула, туманясь, в глаза. Пора расставанья — в холодной невзгоде, В минуту последнюю только взглянуть На лодку, что пляшет в родном ледоходе, На пламя костра и на брошенный путь, — Как лебедь на взлете, шумит половодье, И тлеет в разводьях зеленая муть. Услышать твой голос — на брошенных пожнях, На злом ледоплаве, в разливе зари,— Предвестьем разлуки и странствий тревожных Недаром казалось мне время любви. Неужто в горах, на распутьях дорожных Померкнут печальные звезды твои? Сады расцветут, — от трезвона черемух Проснется до света твоя сторона, Но встретит меня дымных гор окоёмок, — И там в половодье шумит тишина, И там, по названьям цветов незнакомых, Узнаю безвестных друзей имена. Так! Быть однолюбом, не помнить невзгоды, В заветную пору, в медвяных краях Увидеть высот заповедные своды, Окликнуть тебя — и услышать в горах, Как ты отзовешься сквозь версты и годы — Любовь, победившая горе и страх! 1932

61. «В цветах запоздалых нескошенный луг…»

В цветах запоздалых нескошенный луг, Снопы выгорают на ниве, Ты песню печальную вспомнила вдруг, Предсмертную песню об иве. Загадочна песня и странно-дика, Бегут по раздолью обрывы, Крылом лебединым мелькнула рука Над веткой загубленной ивы. Ты хочешь понять ее, смысл ее, И муки ее, и надрывы, О, как отразилось навек бытие В значеньи Шекспировой ивы! Ведь ветка прообразом жизни была В ее нескончаемой силе, И вот почему так печально-светла Прощальная песня об иве. Ведь ива от веку считалась людьми Живучей, упорной, счастливой, — И вот почему так рыдала, пойми: Ведь с жизнью прощалась, не с ивой… 1932

62. «Как ты в жизнь входила?..»

Как ты в жизнь входила? Весело? Легко? Иль тоска бродила Где-то глубоко? Или просто — в светлом Платьице своем Шла ты вместе с ветром, С песней о родном, С зорькой золотою На большой реке, С ивовой простою Веткою в руке? 1932

63. «Мы в зеркало ручья глядимся…»

Мы в зеркало ручья глядимся. Вдали зарницы на лугу. Лишь в целостном его единстве Я облик полдня сберегу. Он здесь во всем — в очарованье Лесов и скошенных полей, И в чистом, медленном дыханье Суровой спутницы моей, И в том стихе, что будет сложен, — И он в единстве том живет — Как это зарево тревожен И светел светом этих вод. 1932