Сквозь розовую дымку

Сквозь розовую дымку... а, что увидишь ты?

Сквозь розовую дымку

I must be

One the devil's daughter

They look at me with scorn

I never hear their horn

Sometimes it's like be in chains

Sometimes I hang my head in shame

When people see me

They scandalize my name

I'm going down to the devil's water

I'm going down in this trouble water

It's come around my soul

It's like beyond control

I must be one

I must be one

I must be...

Иногда она хотела просто заснуть и больше никогда не просыпаться... умереть? Пусть будет так. Тонкая нейлоновая ниточка обвяжет запястья и потянет вниз...

Иногда она желала никогда не родиться. Так было бы проще. И Богу не пришлось бы выслушивать все эти бесконечные молитвы...

Иногда она останавливалась около входа в церковь, но не решалась войти в храм Божий. Господь простит, непременно, только для этого нужно исправиться. А это вряд ли. Теперь уже... почти невозможно.

Мария плакала. Слезы хоть немного согревали, в отличие от бесполезного огня. Поленья снова заканчивались...

– Мария?

И не смотреть, только не смотреть в тот темный угол, где снова и снова раздавался громкий кашель.

– Самуэль, успокойся, я рядом...

Мария присела на краешек кровати, попутно обмокая ставшее уже горячим, полотенце.

– Они рядом... рядом и кричат... они шепчут, - мальчик схватил Марию за запястье. Его глаза расширились от ужаса.
– Они шепчут мое имя!..

– Братик, это бред... слышишь?
– прошептала Мария.
– Лекарь обещал достать лекарство, - она перебирала каштановые прядки, прятала слезы, зарываясь в копну мягких детских волос. Хрупкое тельце била дрожь.

В дверь постучали. Девушка неспешно подошла к ней и недолго думая, открыла.

– Здравствуй, Мария. Ну, как он?
– на пороге стояла взрослая женщина. Голова завернута в чепчик, в руках корзинка. Судя по запаху, с вкусной едой.

– Все так же...
– она и не думала вздыхать. Вздох - знак обреченности, Мария не позволит брату обрасти клеймом. Это не для него.
– Но уверена, что в скором времени он обязательно поправится.

– Воспаление легких...
– женщина закусила губу.

"Ох, нелегко девочке придется, нелегко. Он ведь у неё единственный. И, если бы еще не эта безумная искра надежды в глазах!.."

– Я должна работать. Потом поговорим, - бросила Мария и хлопнула дубовой дверью.

Хватит Гариете и тех денег, что она получает. Незачем говорить, если не хочешь. Пустая формальность не имеет никакого значения, если в сердце льет дождь и гуляет ураган.

– Покажи мне её,

Что поет высоко...

Ты же слышишь:

Сердце звонко бьется,

Раздается здесь и там,

Перезвон ручья протяжный...

Покажи её, что свет нам дарит солнца!

Мария прикрыла глаза. Знакомый слепой малыш жался в самом углу под крышей харчевни. Старик Лесст не разрешал сыну пропускать ни дня.

"От всего должен быть прок", - говорил он.

Мальчик весь промок, но отец и не думал звать того домой. Мария оглядела шляпу Эдварда и не смогла не улыбнуться. Да, отняв у малыша зрение, Господь наградил его прекрасным соловьиным голосом. Люди не могли остаться равнодушными, потому каждый вечер хозяин харчевни закатывал пьянки со своими пьянчугами-дружками.

– Работаешь?
– спросила Мария, уже зная, что ребенок услышал её тихие шаги.

– Да, Мари. По-моему, отец забыл про меня. Барти и Рене опять отвлекли его драгоценное внимание... хотя про деньги он вспомнит. Несомненно.

Мария усмехнулась. Конечно, вспомнит.

– Какая красоточка! Мир не устает удивлять меня своими красотами. Вот теперь ты!

Вот теперь она испугалась. По-настоящему. Глаза мужчины маниакально блестели, мерзкая усмешка не сходила с узких губ.

– Почем берешь, красавица?
– он наклонил голову набок, пытаясь прикинуть.
– Я готов заплатить любые деньги...

Мария сжалась. О, нет, она нисколько не боялась этого огромного темноволосого мужчину. Просто это самое "нет" казалось самым сложным в её жизни. В мыслях маячили весы. На одной чаше - гордость, женское самолюбие. А на другой... жизнь любимого братишки?..

– Десять.

Мария едва не вскрикнула, когда услышали еле различимый голос рядом. Эдвард?..