– Где ты, мой дорогой? – шептала Мари, – почему не ищешь меня? Мне так жутко в тюремной камере…

Сжавшись от страха и приютившись в уголке холодной кровати Мари представила себе беседку в потаённом уголке версальского сада. В ней всегда пахло розами и жасмином. Здесь после уроков рисования с принцессой Элизабет она встречалась с графом Ля Рокком. Он нёс при дворе короля обязательную для молодой знати, службу. Свидания их были короткими, но влюблённые успевали помечтать о совместной жизни после свадьбы, дату которой давно назначили и ждали с нетерпением. Всё разрушила Революция!

– Я, надеюсь, он успел бежать, – успокаивала себя Мари, – поэтому не может меня найти. Хорошо если бы это было так!

Воспоминания девушки прервал громкий стук в дверь:

– Именем Революции, откройте! – гремел грозный голос с улицы.

– Они помиловали меня! – воскликнула Мари. – Неужели, негодяи прислали их за Филиппом?

Мари бросилась по лестнице вниз и почти столкнулась у двери с отчимом Филиппом Куртиусом:

– Если это за мной, не волнуйся девочка, береги себя. – прошептал отчим. – Я прожил с тобой и твоей матерью много счастливых лет. Свою коллекцию восковых фигур я завещаю тебе…

Филипп отворил дверь – на пороге стоял главный палач Парижа Шарль Анри Сонсон. В обеих руках он держал по отрубленной голове. Одной из которых была голова графа Ля Рокка. Сонсон брезгливо бросил головы к ногам доктора и Мари:

– Приказано с голов сих государственных преступников сделать восковые маски. Приступайте, пока они не протухли…

Ни один мускул не дрогнул на лице Мари. Она пристально смотрела в глаза главного палача Парижа. Казалось, девушка хотела взглядом выжечь бесстыдную ухмылку с лица непрошеного гостя.

– Хорошо, девчонка! Хорошо! – похвалил Мари Анри Сонсон, – Вот такое лицо должно быть у дочери потомственного палача при виде головы преступника…

Мари не ответила, она круто развернулась и не глядя ни на кого, пошла в свою комнату.

Три дня Филипп Куртиус пытался достучаться до приёмной дочери. Три дня он умолял Мари открыть дверь. На четвертый доктор взломал её.

Мари сидела у сдвинутого к окну стола, как каменное изваяние. На столе в полный рост лежала восковая фигура графа Ля Рокка.

– Как же ты сделала его без… – Филип осёкся на полуслове. Он понял – она лепила его по памяти.

* * *

Мадам Тюссо встрепенулась и открыла глаза:

– Спасибо, Рибаджо, что ты не покинул меня в моих воспоминаниях, – Мари улыбнулась мягкой доброжелательной улыбкой, – я чувствовала твоё присутствие…

Мадам МАРИ провела ладонью по лицу, стряхивая последние остатки воспоминаний, и уже спокойно продолжила рассказ:

– Они заставляли меня отыскивать интересующие их головы на кладбище, среди множества обагрённых кровью останков. При жизни я часто оставалась в музее на ночь, я не хотела расставаться с теми, кого любила. К тому же, именно свадебные фигуры короля и королевы, выставленные Филиппом в витрине нашей лавки в Париже, определили дальнейшую мою жизнь. Они привлекли толпы любопытных людей. Весь Париж пришёл взглянуть на молодожёнов. Именно тогда у Филиппа родилась мысль о создании музея восковых фигур.

Василиса, слушая мадам Тюссо, внимательно вглядывалась в десятки знакомых лиц, застывших в воске. Здесь весело развалившись на диване, веселилась Ливерпульская четвёрка, знаменитый ансамбль «Битлз», Майкл Джексон в чёрной мужской шляпе с красной лентой застыл в неповторимой лунной походке, и Джек Воробей был не менее обаятелен, чем в «Пиратах Карибского моря», а Шрек ещё более зелёный и забавный, чем в мультфильме. Неожиданно, Василиса увидела у входа в следующий зал женщину, ей было плохо. У неё, очевидно, случился сердечный приступ.

– Смотрите! – закричала Васюшка, и бросилась бедолаге на помощь. Вслед за подружкой поспешил Алька. Пробегая мимо женщины – полицейского мальчишка укоризненно бросил:

– Что же вы стоите, помогите, она, наверное, здесь с самого закрытия лежит…

– Она здесь лежит уже много лет … – услышали ребята повеселевший голос мадам Мари, – с самого открытия музея… – а проходя мимо женщины – полицейского хозяйка музея обняла и потрепала блюстительницу закона за нос, – Ай-я-яй, как нехорошо! Стоишь здесь, как истукан. Разве ты не видишь – женщине плохо! Вот как я вас разыграла! – легонько пританцовывая и прихлопывая в ладоши радовалась мадам Тюссо, – они вовсе, вовсе не живые, они вовсе, вовсе восковые, – припевала она звонким голоском, – Ой! Ой! Ой! – это уже был возглас не радости, а ужаса. Он вырвался у мадам Мари после того, как она увидела, что только что умирающая от сердечного приступа восковая женщина – главный «прикол» Лондонского музея, вдруг поднялась, и отряхнув платье, с милой улыбкой направилась прямо к мадам Тюссо.

– Мадам Мари! – воскликнула женщина, – вы, что не узнаёте меня? Это я Бернардина…

– Ай-я-яй, как не хорошо забывать старых знакомых!! – легонько пританцовывая и прихлопывая в ладоши радовался Рибаджо, – А, как я, вас разыграл, мадам Мари?! – выделяя букву «Я» звенел озорным смехом молодой волшебник.

– Так она живая или восковая? – вылезая из варежки, недовольно кряхтел Кешка..

– Кто их разберёт, – отозвалась бабушка, – они здесь все, как живые…

В это время совершенно живая Бернардина, приблизившись к мадам Мари энергично чмокнула её в щёку: