Шрифт:
– За милых дам, типа. Ну, Барби, ты своими глазами это видела? Долго мучился?
То ли водка подействовала, то ли психика ушла в долину отстраненности – я не вздрагиваю и не уношусь в воспоминания той ночи… Мне вообще кажется, что ее не было! Ведь что я видела, кроме огня, и что слышала, кроме слов Александра?
– Нет. Я не видела.
– Ты, что ли, легендарная любовница Ассасина? Это ж когда у вас все началось? Ты еще в школе училась?
Трясу головой… Не понимаю ничего! О чем смело и заявляю.
– Только давай, не беси меня. Киллер международного класса, которого там уложили в ту же ночь. Хоть что-то радует.
А, наверное, Вадик? Знал бы ты, папуля, насколько сильно мне параллельна смерть бывшего любовника!
– Туда ему и дорога. – Воспоминание о направленном в лицо дуле пистолета сотрясает плечи, и я поспешно достаю сигареты из кармана. Терпи, дядя Валера, мне пофиг, куришь ты или нет! Я тебя не приглашала!
– А ты неглупая. Умеешь отсекать ненужные связи из прошлого. Впрочем, у Димки никогда не было склонности западать на дур.
Разговор заходит на опасную территорию. Я затягиваюсь сильнее, чем следовало, и не придумываю ничего лучше, чем увлажнить глотку водкой. Но Лавров больше не ухмыляется, напротив, становится серьезным до невозможности.
– Ну что, сильно досталось? Или сама до сих пор не поняла?
Блядь! Мне не надо раскладывать по пальцам суть этого вопроса, хлопать ресницами с тупой философией «от кого?». Это может значить только одно, и я не хочу об этом говорить! Просто качаю головой. Во мне осталось что-то человеческое, и лучше тебе не знать, до каких граней безумия меня довел твой отпрыск!
– Нет… Совсем нет. Я просто испугалась.
– Ну чего ты врешь? Он пошел характером в Ларису, а у нее никаких тормозов никогда не было. Я бы ее грохнул в свое время, если бы так не любил!
Я уже ничему не удивляюсь. Перевожу взгляд на бутылку, и мой собеседник все понимает без слов. Похоже, его уже пробило на сдержанные, но откровения.
– Я просто не думал, что это передается по наследству… В этом вроде как и нет ничего плохого, если держать под контролем. Согласна?
– Вам виднее, – я начинаю понемногу пьянеть, шок не вечен. Слушаю его рассказ о взаимоотношениях с женой, от него у меня должны бы встать волосы дыбом, но ничего не происходит – это кажется логичным до невозможности. Словно первого человека в городе сам закон велел полосовать всеми знакомыми мне девайсами руками супруги. Воистину, мне не папу надо было бояться! Мелькает мысль в затуманенном сознании - свидетели ведь долго не живут, а развязавшийся язык ее тут же озвучивает.
– Да тебя там кто-то шибко любит, на небесах. Вот так прямо сильно, что приставил к тебе ангела-хранителя. А может, и мне что-то дал тогда понять.
Эти слова заставляют настороженно прищуриться: а собеседник сегодня щедр на откровения. И я понимаю с оглушающей ясностью, по какому краю ходила!
– Уважаю прямо… Вот серьезно… говорю, ты мне дай гарантии, эта телка точно откинется к утру? Все рассчитал? А этот мудила, ой, извини, - «да, Валерий Дмитриевич, еще ночью дышать перестанет, зароют с первой зарей»… А потом как узнал… Ты живучая, оказывается. Да и защита у тебя, дай бог каждому. Этот тоже сдвинут на умных девчонках.
Я не могу произнести ни слова. Смысл ударил по всем системам парализующим шоком. Открываю рот, пытаясь преодолеть спазм, и Лавров просто грубо вливает в мои губы новую порцию алкоголя.
– Потом когда узнал, что выжила… Реально сперва думал свернуть тебе шею собственными руками… а потом как-то и желание сошло на нет. Выжила - значит, так кому-то было надо. Да и не виновата ты, что родилась не в той семье. Вот все твои слова помню и забыть никак не могу: «Нет у меня богатого папы!» Да и не нужен он тебе. Что касательно Димки, ему вообще было невозможно что-то запретить.
Я плохо помню, что было потом. Пьяные слезы, пьяный базар. Но он меня не успокаивает. Наливает водку до тех пор, пока не расслабляются связки и я не обретаю возможность говорить…
– Как часто? – не знаю, зачем мне нужно это знать. – Сколько раз вы устраивали подобное?
– Да пару раз, не считая тебя, и не настолько критично. Вон, Карина получила «мерс» и захлопнулась. Татьяна просто боялась пискнуть, наверное, поэтому он и потерял к ней интерес.
Странно вообще начался сегодняшний вечер. Пространственно-временной континуум взорван к чертовой матери. Я сижу и веду почти светскую беседу с тем, кто хотел меня убить, и не испытываю ни грамма ненависти. Мне даже больше не страшно. Выревелась, успокоилась, осознала, что жива, и чувство нереальности накрыло куполом снова. Думаю о том, как мужественно держится человек, который потерял сына, как легко ведет со мной этот разговор, не делая попыток убить (хотя еще не финал, а я видела пистолет в руках гориллы). Может, решил сделать мою смерть легкой и потом списать это на несчастный случай? Бухала от горя и выстрелила случайно себе в лоб? Но я боюсь спрашивать. Боюсь услышать восхищение своей проницательностью.
– Что? – спрашиваю заплетающимся языком, когда обезьяна-охранник телефонным звонком отправлен за второй бутылкой, а несостоявшийся убийца кажется мне уже не монстром, а добрым Дедом Морозом без костюма. – Что вы… ик… хотите от меня?
Завтра мне покажется, что эти слова приснились. Но сейчас я слышу это очень отчетливо:
– Наверное, обещания, что, когда ты съездишь со мной на его могилу, не станешь плясать на ней от радости.
Глава 10