– Сергей, на месте? – я не свожу глаз с пальцев поверх корпуса, кажется, «вертушки». – Слушай меня…

«Когда уйду, поднимешься в квартиру и утопишь эту суку в ванной/ придушишь в духовке/ сбросишь с балкона, замети только следы».

Я надеюсь, что это не ментальный захлест… Конечно же, нет! Это игра больного воображения. Я никогда не приду в себя. Прежняя жизнь кончена.

– Быстро прочеши пролеты и жди меня на лестничной клетке. Уезжаем, – он задерживает свой взгляд на моем, наверное, перепуганном лице, и на плотно сжатых губах снова ироничная усмешка а-ля «я сегодня добрый». Секунды зависают, но «не думай о секундах свысока». Откуда это во мне? Кровь скифских воительниц, гены монголо-татар или запуск программы под названием «воспитание от твоего сына»?

– А он мне предложение сделал. Вы знали? – Пусть ему будет не так стыдно на меня орать. Пусть я увижу хоть какое-то проявление эмоций, даже если оно выльется в фразу «через мой труп»! Нет… я, наверное, не дождусь. Они похожи куда сильнее, чем мне показалось вначале. Не знаю, что там творила мама, которая, по словам папы, «без тормозов», но железной выдержке он явно научился от отца.

– Не удивлен, - сухо отвечает Лавров. – Согласилась? Или пригрозила суицидом?

Я едва не задыхаюсь от возмущения в шаге от проснувшейся злости. Нет, в нем вообще есть хоть что-то человеческое? Я сказала что-то смешное? Разве так ведет себя убитый горем отец? Если ему все равно – зачем были сложности с покушением на мою жизнь? Или для таких смерть – обыденность, где одна, там и другая? Я вчера весь вечер ждала вопроса в стиле «какими были последние слова моего сына», но, наверное, этот штамп растиражирован в голливудских мелодрамах и имеет с реальной жизнью мало общего.

– Согласилась! И с удовольствием. Вы удивлены?

– Не особо. – Он равнодушно надевает пиджак. – Ради интереса. Деньги или?

– Или!

– Тоже хороший вариант.

Наверное, мир перевернулся? Или сама вселенная не хочет лишать меня надежды, подкидывает тайные знаки, которые я так жадно ловлю?

Рядом с кофейной чашкой эффектно ложатся две визитки из тисненого картона, настолько белоснежно-яркие, что я боюсь к ним прикасаться. Ф.И.О, должность и телефоны. Обычно у подобных людей штат ассистентов, с которыми решают вопросы или договариваются о встрече, я достаточно взрослая, чтобы понять – мне только что оказали честь. Личные телефоны городского головы!

– Я тебя не тороплю. Когда будешь готова, позвонишь.

Я гашу на губах непроизвольную отповедь, что, наверное, не буду готова никогда. Он понимает меня без слов. Беглый взгляд на телефон, снисходительный кивок.

– Ну, и по любым вопросам: ректор поборы устроил, «Жилкомсервис» откосил от обязанностей, соседи перфоратор включили. Но я все же буду ждать, когда решишься.

Я остаюсь на месте, выход найдет сам. Может, я подсознательно боюсь, что сорвусь и наговорю ему черт знает чего, меня вообще не покидает ощущение, что смерть Димы переживаю из нас двоих одна только я.

Когда я впервые узнала с Димкиных слов, какие ненормальные отношения считались нормой в их семье, мне было… все равно, абсолютно. Измотанное стрессом сознание увидело в этом даже лазейку для диверсии против Лаврова-младшего и последующего уничтожения. Было ли мне его тогда жаль? Стокгольмский синдром неистребим, он уже самим фактом родительского игнора оправдал почти все свои поступки, а я… я поняла на девятнадцатом году жизни, насколько мне повезло с матерью. Сейчас я осознала еще одно: насколько его отцу было на него плевать. У меня нет пока детей, и, наверное, ближайшую пятилетку не будет, но, если бы такое случилось с моим сыном (не дай бог, конечно), я бы не разводила политесы с тем, кто был хотя бы косвенно виновен в его смерти. Я бы убила! Не получилось бы с первой попытки – была бы вторая, третья… До бесконечности!

Мне нужно прийти в себя. Я снова одна в этой квартире. Выбросить бутылки и свидетельства пьянки с Лавровым в мусорное ведро, плеснуть в лицо холодной воды… От этого очень быстро возвращается ясность мысли.

«Ходишь по краю… Тебе никто правды не скажет, пока не придет время… В целом справилась, я в тебя верил…»

Твою ж мать… Уйди из моей головы, из моего сознания, из моих мыслей! Догони своего отца, и идите к черту оба! Нет тебя больше в моей жизни, как и всего, что напоминает о тебе! Я буду жить и идти к новым горизонтам, и ты в дальнейших планах не значишься!

Вода искажает отражение в гладком полотне амальгамы, растягивает зыбкими разводами – я смотрю в этот жестокий портал без страха сейчас, я сломала систему транзита воспоминаний и якорей из прошлого одним движением сложенных в лодочку ладоней, в которые предусмотрительно набрала воды. Не знаю как, но я намерена прекратить это безумие. Ведь правду говорят, что не существует мистики, все у нас в голове.

Вечером мы с девчонками встретились в пляжном клубе «Аризона». Здесь шумно и многолюдно, не мы одни задались целью удержать уходящее лето. Я думала, буду одиноко цедить коктейль у стойки, не снимая парео, опасаясь смотреть в глаза мужчинам, которые старше меня… Как бы не так. Я настолько сильно хотела верить, что поставила точку в затянувшемся сумасшествии, что просто срывалась с катушек, помимо воли превращаясь в красивую шаровую молнию, сотканную из противоречивых нитей эксцентричной загадочности и едва уловимой скромной уязвимости, даже приобретенную ценой крови и слез фишку стоило расценить, как позитивный опыт, и пустить в ход. У меня нет больше никаких барьеров, а легкость мохито заглушает любые попытки голоса из прошлого снова взорвать мозг и пустить веселую вечеринку под откос. Адреналин выбивает любую депрессию на раз, достаточно спуститься с витой горки в бассейн, насладиться переходом сверхскоростного барьера с аритмией совсем иного характера, словить покой расслабления от собственной смелости с восхищенным «я это сделала!».

Погудели мы на славу, никто не уснул в бассейне и не разбил лоб о бортики, перебрав коктейлей. В последний день лета мы позволили себе изменить взгляд на многие вещи – не только я, а, наверное, каждая из нас. Мы отказались вызывать такси, - вечеринка подразумевала лишь наличие красивого купальника, а не каблуков и облегающих мини - кроссовки и балетки позволили нам намотать километраж по просыпающемуся городу, который без людей гораздо прекраснее. Пустынные улицы, редкие автомобили, неестественная тишина. Завтрак в «Макдональдсе» - я знаю, что вредно, но могу я хоть раз сделать то, чего от меня никто не ожидает? Мы синхронно ловим себя на мысли, что скучали по академии и беззаботными пока еще буднями семестра, и завтра вновь ворвемся свежим ветром в начало нового курса – три неразлучные подруги, такие разные и похожие одновременно…