– Стиральная машина… – бормотнул Вилли. – Как бы она мне сейчас пригодилась!

– Что? – на миг оторопела Ульяна. – Ты хочешь заняться стиркой?

– Нет. Я хочу на неё посмотреть.

Ему представился вращающийся барабан с бельём, но этот образ был настолько расплывчатым и ненатуральным, что никакого соображательного прорыва не получилось. А он, прорыв этот, был ох как нужен, чтобы разобраться в перипетиях происходящего.

– В общем, наука – отстой, искусство – вечно! – Ульяне надоело размазывать речь, как манную кашу по тарелке, и она перешла на более доходчивый, как ей казалось, плакатный стиль. – Долой учёных! Да здравствуют писатели, художники и музыканты!

– Я прекращаю полемику. Умный человек никогда не опустится до спора с дураком. – Выпустив эту парфянскую стрелу, Вилли отвернул лицо, чтобы Ульяна поняла: он не отреагирует больше ни на какие её провокации.

– Челы, – почесал голову Люсьен, – вы оба офигенно умные, но этим жмурикам ваши диспуты до фени. Да и мне, признаться, тоже. Кто круче – Галилей или Пушкин, – это вы потом разбирайтесь, когда из пещеры вылезем. А сейчас надо идти, пока факелы горят. Мне без света среди скелетонов оставаться неохота.

Ульяна поджала губы. Братья Румянцевы снова осточертели ей, и она удивлялась тому, что пару часов назад находила в них что-то хорошее.

Люсьен тупил на каждом шагу, как трёхлетний ребёнок, не имеющий представления об элементарных вещах, а Вилли выводил её из себя своей непомерной заносчивостью и пренебрежением ко всему, что было для неё святым и великим. Словом, и младший братец, и старший были ей теперь одинаково неприятны, и она с удовольствием отделалась бы от их общества, если б представилась такая возможность. Но не оставаться же здесь одной! До того, чтобы предпочесть компанию скелетов компании живых людей, она пока не дозрела…

– Интересно, далеко нам ещё идти? – спросил Люсьен, когда троица вновь пустилась в путь.

– В одних книжках написано, что общая длина парижских катакомб – сто восемьдесят семь километров, а в других – что триста, – пробурчала Ульяна.

– Улёт! Они там, как кроты, рылись… Без экскаваторов, без взрывчатки…

– Да, кирками и лопатами. А наверх камни вытаскивали при помощи лебёдок. Простейшая такая конструкция с верёвками и колесом, внутри которого ходила лошадь.

– Безответственный проект! – осудил Вилли. – Представьте: под огромным городом триста километров пустоты, не считая туннелей метро.

– Да, это опасно. Однажды, ещё при королях, в катакомбы провалилась целая парижская улица. Триста метров тротуара вместе с домами и жителями… Пришлось создать специальную комиссию, которая занялась укреплением подземных ходов.

– А вдруг сюда сейчас Эйфелева башня провалится? – Люсьен поднял факел к потолку.

– Не провалится. Катакомбы укреплены надёжно и будут существовать, пока их не затопят подземные воды.

Они шли по коридору, а скелеты, как почётный караул, пялились на них с двух сторон. Вилли поотстал от Люсьена и Ульяны, увлёкшихся историческими экскурсами, и вгляделся в одного из мертвецов. На костях ступней сохранились даже ботфорты, а на шейных позвонках висела какая-то медаль. Странно, но Вилли не чувствовал запаха тления. Не это ли настораживало его, не давало покоя? Он снова представил себе перемалывающий майки и пододеяльники стиральный агрегат. Снизошло бы сейчас озарение – уж он-то бы вмиг понял, что тут творится… Вилли преодолел отвращение и взялся рукой за череп медаленосца. Череп неожиданно легко снялся с шеи. Вилли держал его и, сам того не зная, напоминал собой Гамлета в знаменитой сцене с бедным шутом Йориком. Череп оказался лёгким, гладким и сухим. Вилли перевернул его, заглянул внутрь. Мало-помалу, даже без содействия стиральной машины, его начали посещать догадки, но тут впереди раздался короткий вскрик.

Вилли, как мог, насадил череп обратно на позвоночник скелета и догнал своих спутников. Они отчего-то остановились, Люсьен взмахивал факелом и показывал вперёд, во тьму коридора.

– Что случилось? Уф-ф… – пропыхтел Вилли.

– Там кто-то есть, – прошептал Люсьен. – Кто-то идёт нам навстречу!

– Сколько их?

– Пока не вижу… Кажется, один.

– Двое! – сказала глазастая Ульяна.

– Папа и Руслан?

– Эге-е-ей! – Люсьен замахал факелом, как сигнальщик флагом. – Мы здесь!

– Не ори, дуболом! – шикнул на него Вилли. – Вдруг это не они?

– А кто же?

– После Шубина с Двуликой и плезиозавра в озере я никому не удивлюсь.

– В подземельях сатанисты свои оргии устраивают, – упавшим голосом промолвила Ульяна. – В парижских тоже.

Но то были не сатанисты. Из мрака чинно вышли двое в антикварных одеяниях, причём у того, что шёл справа, оно выглядело ещё антикварнее, чем у того, что шёл слева. У правого была короткая клочковатая бородка, лепившаяся ко впалым щекам, узкая переносица и тонкие брови, высоко поднимавшиеся над усталыми, с оттенком печальной иронии глазами. Голову его украшала шапочка – такая, какие можно увидеть у европейских монахов на средневековых гравюрах, – а на плечах свободно болталась сутана. Левый имел более благородные и утончённые черты: его свежее моложавое лицо было тщательно выбрито (за исключением полоски усов над верхней губой), а глаза выдавали человека энергичного, пытливого и внимательного.

Незнакомцы шли, оживлённо переговариваясь и сопровождая свои реплики темпераментными жестами. Скрыться было некуда, поэтому наши путешественники просто прижались к стене. Каждый из троих старался угадать, кто эти люди и каковы их намерения.

– Где-то я их видела, – проговорила Ульяна.

Незнакомцы подошли так близко, что можно было различить обрывки их диалога. Ульянино сердце ёкнуло: они говорили по-французски.

– Мой дорогой Шарль, я никак не возьму в толк, для чего… для чего вы оставили серьёзную литературу, – второпях пересказывала она то, что удалось уловить. – Я… в силу понятных причин… не имел возможности прочесть ваши «Стены Трои» и «Век Людовика Великого». Но неужели безыскусные сказочки, которыми вы увлеклись позже, были вам ближе?