Через наземные станции передаю самолетам Мазурука и Алексеева (связь с последним тоже нарушилась) приказ Шевелева: на точке полюса повернуть к дрейфующей зимовке, координаты которой 89°25' северной широты, 45° западной долготы. Слушать все время Кренкеля. Если не обнаружат зимовку - выбрать место и сесть. Поточнее определиться и связаться с нами. Будем слушать Алексеева первые десять минут каждого часа, Мазурука - вторые десять минут.

Делаем над дрейфующей станцией несколько кругов. Отчетливо видим оранжево-синий самолет и стадо палаток. Хорошо видны закрашенные неровности аэродрома.

Молоков убирает газ. Ритслянд сигнализирует: убрать антенну. Сообщаю наземным станциям, что идем на посадку и возобновим связь через тридцать минут.

В 6 часов 24 минуты плавно касаемся ледяного аэродрома.

Сначала бежим ровно. Вдруг толчок! Самолет на мгновение сильно кренится - очевидно, налетели на покрытый снегом осколок льда. Наконец останавливаемся. Выбрасываем трап. Первым на лед спускается Марк Иванович, за ним - остальные. К самолету подходят Шмидт и почти все население дрейфующего поселка. Отто Юльевич поздравляет нас с блестящим выполнением полета. Обнимаемся с встречающими товарищами…

Не было в ледовом аэропорту мощных громкоговорителей. Не было авиационного диспетчера. И кажется сейчас - был бы, наверное, бы объявил:

–  Внимание! В аэропорту «Северный полюс» совершил посадку второй советский самолет, бортовой номер Н-171, с острова Рудольфа!

И повторил бы это на иностранных языках. Не было… А жаль. Звучало бы такое сообщение гордо!

Теперь нужно осмотреться - ведь мы на полюсе!

На дрейфующей льдине

Никто из нас, конечно, не ожидал, что белые медведи, собравшись с окрестных островов и вооружившись музыкальными инструментами, будут встречать очередной садящийся на полюсе самолет стройным исполнением какого-нибудь подходящего к данной ситуации марша. Не больше оснований было рассчитывать, что тюлени и моржи вылезут из воды и, хлопая ластами и подбрасывая в воздух детенышей, будут радостно кричать: «Привет завоевателям Северного полюса!»

Нет, так мы не думали. Каждый из нас был достаточно реалистично настроен. Но все-таки мы ждали от полюса чего-то особенного. Чего именно - наверное, навсегда останется тайной для нас самих. Может быть, мы получили бы некоторое удовлетворение, если бы льдина, на которой мы находились, оказалась толщиной метров двадцать, а она совсем «тонкая» - около трех.

Многие из нас видели чудовищные нагромождения торосов в арктических морях. Мы летели и думали: вот, наверное, на полюсе торосы! Оказывается, ранее виденные торосы и здешние - родные братья, близнецы к тому же…

И снег здесь такой же - ослепительно-белый, как вблизи Рудольфа, на побережье Берингова моря, на Ладоге и в верховьях Москвы-реки…

И вода в трещинах такая же маслянисто-черная, какой она всегда бывает, если соседствует с белым снегом…

С небес на землю, от абстрактных рассуждений на тему: «Полюс. Каким он должен быть» - к реальной жизни возвращает нас Папанин.

–  Лукич! Как груз?!
– грозно спрашивает он Ивашину.

–  В полном порядке, Иван Дмитриевич! Просьба убедиться!

И Лукич изящным театральным жестом, насколько позволяет ему это закутанная в меха фигура, приглашает «Хозяина Северного полюса» в самолет.

Начинается выгрузка. Бережно, как маленьких детей, выносим из самолета и складываем на расстеленном неподалеку брезенте многочисленные упаковки с приборами, банки с продовольствием, резиновые баллоны с керосином, нарты, ветряк. Папанин со своими верными соратниками тщательно проверяет количество и маркировку доставленного багажа.

Каков же он, первый наш поселок на полюсе? Огромное ледяное поле, окруженное мощной грядой торосов. Два четырехмоторных самолета. Пять палаток. Метеобудка. Радиостанция в домике из снежных кирпичей с крышей из кусков тормозного парашюта, две радиомачты, антенна. Снежная кухня. Снежные склады. Между объектами лагеря в снегу уже протоптаны тропинки. Население поселка после прибытия нашего самолета составляет двадцать человек.

Вручаю Иванову запасной умформер для его радиостанции. Он очень ждал его и несется с ним к самолету. Через пару часов его радиостанция вполне работоспособна и выходит в эфир.

* * *

Делим с Ивановым сутки пополам: двенадцать часов (почти без перерывов) тарахтит моторчик агрегата автономного питания радиостанции самолета Водопьянова, двенадцать часов - Молокова. На льду у каждого самолета выросло по радиомачте. Вместе с радиостанцией Кренкеля все это напоминает своеобразный радиоцентр. Он очень необходим сейчас, этот радиоцентр: количество передаваемых и принимаемых нами телеграмм растет с каждым часом. Наши неизменные корреспонденты - Рудольф и Диксон - постоянно в эфире.