Ловлю свой взгляд в зеркале и внезапно вспоминаю, как когда-то испытывала нечто подобное. Детские воспоминания – лишь фантазии, обрисованные реальностью. Говорить, что они правдивы, значит обманываться.

Всем известно, что дом, где я родилась, сгорел из-за испорченной проводки. Мне же всегда казалось, что его поглотил дым, сотканный ночными чудовищами, клокочущими в моих кошмарах. Но теперь я смотрю в свое отражение и думаю: а вдруг его подожгли те люди, что сейчас пытаются убить меня; что убили моего отца? Мутные отрывки из моего прошлого воспроизводят лишь куски ощущений: ужас, панику, дикую усталость. В руках меня несли вглубь леса, однако через плечо я видела, как горит мой дом, и не плакала, но тряслась от страха. Теперь эти воспоминания кажутся выдумкой. Кто меня спас? Кого он оставил в горящих коридорах? Неважно. Главное, сейчас я чувствую то же самое.

– Ох черт, - складываю голову на руль и распахиваю глаза. Те обои, что были за спиной Колдера на видео, показались мне знакомыми не просто так. Я знаю их. Я видела их почти каждый день, когда была совсем маленькой. – Не может быть.

Моего отца убили в его старом доме. Дом, который сгорел, дом, в котором погибли его родной брат и его жена – теперь унес и его жизнь.

Я выпрямляюсь и ошеломленно застываю, прокручивая в голове картинки из видео. Ох, черт, как же я раньше не догадалась, откуда мне знакомы эти обои, книжный шкаф и люстра? Она еще была покрыта странной бронзовой краской, которая во время пожара отражала языки пламени в их истинном цвете. Я думала сгорело все. Даже подвал. А мама не пускает меня туда оттого, что боится: конструкция едва ли стоит, если дом и вовсе еще не сравнялся с землей. Теперь я знаю, что есть уцелевшие комнаты. Возможно, Колдер не один день провел там, скрываясь от близнецов. Теперь я знаю, куда должна ехать.

Прокручиваю ключи, нажимаю на газ и дергаюсь, когда машина срывается с места. Я до крови прокусываю нижнюю губу. Ран и так на мне достаточно, но адреналин не дает взять себя в руки. Я еду, как сумасшедшая, обгоняя по двойной сплошной, не тормозя на светофорах. Мне вслед кричат незнакомцы, а я не обращаю внимания. И не потому, что не хочу. А потому что не могу не смотреть вперед, не могу не выжимать газ.

Мне было четыре, когда случился пожар. Через месяц ушел отец. Всегда я думала, что он бросил нас подыхать в нищете, и что ему нет никакого дела до того, что он в одно мгновение разрушил все то, что строилось на протяжении многих лет. Годами. Но теперь я в недоумении. Теперь было бы хорошо пересмотреть свое мнение.

Я торможу перед полуразрушенным, гниющим зданием и задерживаю дыхание. Не так-то просто поверить в то, что я жила здесь, что я здесь родилась. Заглушив машину, я не очень уверенно расправляю плечи и открываю дверь. Здесь слишком тихо. Коттеджи рядом напоминают мне домики из книжки, которую я раз за разом перечитывала в детстве. Тогда я думала, что дело в истории. Теперь ясно, что они просто напоминали мне родные стены.

Выбираюсь наружу. Черный и обугленный дом, будто зверь с раскрытой пастью, меня поджидает. У него нет дверей и окон. Лишь дыры, из которых открывается вид на то, что когда-то было мебелью и чьими-то воспоминаниями.

– Моими, - почему-то вслух поправляю себя я и иду к калитке. В груди громко стучит сердце. Каждый шаг отдается эхом в голове, и я упрямо стискиваю в кулаки пальцы, таким образом пытаясь успокоить себя и привести в чувство. – Отлично, - шепчу я, - все хорошо.

Трудно сказать, что мои воспоминания похожи на то, что я сейчас вижу. Позади меня притаился искусственный лес, парк. Кажется, туда меня отнесли, когда спасли из горящего дома. И все равно я не помню этой скамьи и колонн, с витыми каменными цветами. Вроде я смотрела на сверкающий и тлеющий коттедж, но не запомнила, вид обваленной крыши, не обратила внимание на то, что в некоторых местах провалилось покрытие.

Каким же образом Колдер попадал внутрь?

Приходится осмотреться. Подувает горячий ветер, и я почему-то ощущаю запах гари, который должен был давным-давно исчезнуть. Ступаю на хрустящие доски, прохожу два пролета по крыльцу и оказываюсь лицом к лицу с дверью, ведущей в подвал. Мое лицо тут же вытягивается в изумлении. Осторожно спускаюсь вниз, почему-то не задумываясь над тем, что в любую секунду на меня может обрушиться целая тонна сгоревшей древесины, и замираю перед замком. Просто так дверь не откроется, нужен ключ. Но где, черт подери, я должна его найти? Где?

– Да вы должно быть шутите, - бурчу себе под нос и достаю из сумки связку ключей, которую несколько дней назад мне вручил старик Мортимер, - если это правда, я…

Замок поддается с первого раза. Дверь со скрипом откатывается назад, а я только и делаю, что удивленно хлопаю ресницами. Офигеть. Кому рассказать – не поверит.

За небольшим порожком совсем другой запах. Я вдыхаю его полной грудью, и вдруг понимаю, что чувствовала его каждый день рождения. Так пах вязанный свитер, что Колдер подарил мне на десять лет. И так пахло шерстяное одеяло, которое он оставил на пороге, когда я отмечала семнадцатилетние. Внутри все сжимается при мыслях об отце. Никогда бы не подумала, что буду испытывать нечто подобное. Он ведь предал меня и маму. Он был предателям…, он и есть предатель. Верно? Так?

– Хватит забивать себе голову, - злюсь я, переставляя ноги в кромешной темноте. Мое тело содрогается при каждом ударе сердца, будто его бьет током. – Соберись, идиотка.

Ругать себя и ненавидеть весь мир – мое любимое занятие. Когда я, наконец, нахожу включатель, и коридор озаряется светом, дышать становится легче.

– Слава богу.

Стены подвала сваливаются на мои плечи и давят на виски, словно огромные тонны ненужных воспоминаний. Я вдруг вижу себя же – только низкую и худую – бегущую вдоль этих блекло-зеленых стен, под освещением этих старых, бронзовых люстр. Прошло столько времени, а мне до сих пор снятся эти книжные полки.