Вездесущий дух -- пастух Игнашка Смерд -- вздохнул, качая головою, вытер мутные глаза и прошептал:

– - Ох, брось, родимый Вася, бро-ось: пропахнешь нехорошим духом, не возьмут тебя больше господа к себе в училишшу, оставь, ягненочек, пускай отец копается, а ты блюди себя... Оставь, зачем ты этак, глупый!.. Брось их к бесу, вилки-то; бросай, куда попало!..

Когда об этом происшествии узнал Созонт Максимович, то весь перекосился. Ночью его Любка захватила в крупорушке с Павлой; он был встрепанный и красноглазый, говорил осипшим голосом, пил квас со льдом, через все лицо имел багровую царапину и с постели на полу не поднимался.

– - Ну-ко, слышишь, пан Твардовский, сбегай за Егоршей!
– - крикнул он мне через двери, грузно приподнимаясь на локте.-- Сей секунд чтоб!
– - и припал сухими ярко-красными с налетом шелухи губами к медной объемистой кружке, доверху наполненной молодым, пенистым квасом.

Егор пришел без шапки, босиком, прямо оторванный от работы. Ноги его выше щиколоток были вымазаны коричневым навозом, между пальцами торчала прелая солома, а на лбу еще не высохли крупные капли пота.

Одернув вздувшуюся на боках пузырями рубаху, он перекрестился на иконы, поздоровался с Китовной, вопросительно уставившись в лицо ей.

– - В горницу пройди, Егорушка, он там,-- не поднимая головы, промолвила старуха. История прошлой ночи пришибла ее, и бабушка с утра ни с кем не разговаривала, сидя на залавке и вытирая рукавами слезинки.

Весело ухмыльнувшись, Егор отворил стеклянные двери в горницу и, увидя на полу, на пестром самодельном ковре Созонта Максимовича Шатрова, подмигнул:

– - Али голова болит? Вставай, вставай, невесты у ворот заждались; ах ты, соня!.. Вот дрыхнуть-то здоровый, батюшки мои!
– - замотал он головою.

– - Ты мне сколько должен?
– - скаля зубы, злобно перебил его Созонт Максимович, и лицо его сразу налилось кровью, а губы побелели.

Егор оторопел.

– - Да как тебе сказать, чтобы не сбрехнуть,-- уже насильно улыбаясь, хотя втайне и думая, что Шавров шутит, пролепетал старик,-- ковша три опохмелки, что? Это можно в один минт сварганить, баб-то нету, хе-хе-хе!..-- Заглядывая хозяину в глаза, Егор тряс длинной бородой и хлипал.-- Мы не хуже твоего вчерась тоже порядочно клюкнули, а нынче с самого утра вот тут шурум-бурум,-- Егор дотронулся до лба и до висков.-- Квас-то у тебя никак свежий? Глотну маленько, может, отойдет от сердца...

Но Шавров порывисто дернул кружку из-под носа Егора, и квас расплескался по ковру и полу.

– - В дворяне записался, чертова паскуда?
– - схватив себя за грудь, прохрипел Созонт Максимович, трясясь и пуча красные глаза.
– - Заплати долги сначала, а потом дворянься, а покамест я в деревне дворянин, а ты и твой щенок -- холопы мне!.. Перчатки, бляху на картуз, ошейники -- в дворяне? Деньги дай!.. Зарежу, твари безживотные!..

Шавров вскочил с постели, покружился, как разъяренный бык, по горнице и, отыскав за большим степным зеркалом, с краев облепленным конфетными бумажками и водочными ярлыками, связку акациевых бирок, вытащил одну из них и, насмешливо и с ненавистью глядя на перепуганного старика, прошипел:

– - Шесть красных и семь гривен, чуешь? Через неделю я у тебя последние портки продам... Пошел, лярва, вон!..

Пришибленный Егор, виновато улыбаясь, потный, с трясущимися от стыда и гнева руками, как-то боком, пряча в сторону слезящиеся глаза, прошел через теплушку, долго шарил руками у притолоки, хотя дверь была настежь отворена, беззвучно, как по мягкой овчине, спустился с крыльца. Почему-то было жалко и смешно смотреть на его круглую загорелую лысину, похожую на новый, хорошо выжженный горшок, еще мало побывавший в печке и не обкоптившийся, на седые спутанные волосы, узенькой полоской идущие по затылку от уха и до уха, в которых торчал старый ржаной колос, на длинную, тонкую, морщинистую, как неудойное коровье вымя, шею и на грязные, в заплатах, пестрядинные штаны, мешком свисавшую мотню, на синюю рубаху, от лопаток до крестцов пропитанную потом. Вошла Павла.

– - Батюшка, у лавки мужики стоят, Иван Белых да Алексан Головочесов, просят в долг до новины.

Шавров метнулся.

– - Пускай подохнут с новиной, ни маковой росинки никому!..

Солдатка удивленно подняла брови.

– - Есть, которые на деньги. Там их много.

– - Всем только на деньги. Будет, поблаженствовали за мое здоровье... Я им да-ам до новины!
– - заревел Шавров, крепко ругаясь и стуча кулаком по сундуку.-- Они у меня узнают, как я есть дармовщица, сук-кины сыны, бр-ро-дяги, нищета сверленая!..

Павла как-то по-особенному дернула подбородком и бросила резко:

– - Нам это не выгодно -- на деньги; брать никто не будет!..

– - А я снаряжу тебя с поклонами, чтоб брали,-- еще резче отозвался хозяин и, вытащив из-под себя ключи, сказал: -- Принеси мне льду из погреба...

И когда солдатка возвратилась с полною чашкою хрустящего льда, он, глотая его крупными кусками, говорил: -- Гнилье заставлю втридорога брать: я им страшней бога!.. Можешь ты это понимать, или нет?