– - Эй вы, а то ж-живо!
– - взмахнул палкой Морозенок, брат старосты.-- Чиш-ше!..

Размякший от всеобщего почета, Шавров крякнул, оправил жилетку, подойдя, троекратно поцеловался с Васей, а с Егором поздоровался за руку и, ласково улыбаясь, проговорил при гробовой тишине:

– - Пойдем ко мне, Егорыч, на чашечку чая: я уж бабам приказал наладить самоваришко.

Лица у всех после слов Созонта Максимовича стали такими, будто каждому положили в рот по куску сахара.

– - Чаевать зовет... Самовар, бат, с самого утра фырчит; пожалуйте, грит, милости вас просим,-- зашептали бабы.

Но стоявшая рядом с Василием мать замахала руками:

– - Нет, Созонтий, уж он нынче пусть у нас побудет: чаю у нас тоже прорва наготовлена.

Бабы дергали сзади ее, щипали за крестцы, шипели:

– - Замолчи, дуреха, замолчи!..

А она не унималась:

– - Чаю у нас даже не повыхлебатъ!

– - Ваш-то в чугуне, навозом, поди, пахнет, от него стошнит...-- мягко заметил Шавров.

– - Ничего, родимый, уж мы как-нибудь, по бедности своей, в чугуне... А к тебе он завтра примчится... Как только проснется, так и привалит...

– - Ну, как хотите, -- сказал хозяин, разобиженный.-- Как вам угодно, я всем сердцем... Если в случае понадобится сахар или монпасеи, приходите в лавку... Опахал картошки?
– - обернулся он ко мне.-- Дрова бы сложил в кучу; бегаешь по всем местам, как полоумный!..-- Вытулив хребет и как-то по-особому, не по-шавровски, расставляя ноги в светлых сапогах, Созонт Максимович побрел к себе...

Вася перецеловался со всеми, сколько у избы было народу, всем пожимал крепко руки и приговаривал:

– - Ну, здравствуйте!.. Живы-здоровы? Вот и слава богу, вот и хорошо!

Подходя ко мне, спросил у "Книяши":

– - А это чей же такой тощенький: я его что-то не знаю?..

– - А это, Василий Егорович, работник Максимыча,-- закричало несколько голосов.-- Это Ванюшка осташковский, грамотей хороший, читарь, но только, конечно, против вас в подметки не годится!..

Вечером подвыпивший Егор плясал на старости годов "камаринского мужика" и называл себя удаленьким молодчиком, старуху -- душой девицей и лез к ней жировать, а у нас Шавров, смертельно пьяный, таскал по полу окровавленную Гавриловну за волосы, а из покрасневших глаз его потоком лились слезы.

– - Тварь последняя ликует, а я ни к чему живу!.. У-у-у, сволочи паршивые, без ножа порежу всех!..

И там и тут,-- у Пазухиных и у нас,-- под окнами стояли ротозеи...

VIII

Утром по деревне прошел слух, что Васька-дворянин обулся в лапти, надел синюю посконную рубаху, такие же портки и, стоя по колена в луже, помогает отцу чистить хлев. Первыми на такое чудо, как и всегда, сбежались ребятишки, черномазыми чертями облепившие забор, потом у соседок оказалась недохватка по хозяйству, и все побежали к Пазухиным.

– - Что, Василий Егорович, не хотите нашей крестьянской работушки забыть?
– - участливо спрашивали они, перемаргиваясь между собою и любопытно заглядывая парню в лицо.-- Тянет к земле-матушке? Уж это беспременно так!..

А бабы ныли:

– - Ну-кось: руки-то -- как сахарные, а он вилами-тройчатками копает!.. Егор, ты постыдился бы маленько, а?.. Ведь этак ты его испортить можешь. Ты над этим думал, пес?

Сконфуженный старик ворчал:

– - Господи помилуй, разве я его неволю; он сам охотится... Я говорил уж: бросьте, мол, Василий Егорыч, а он -- свое... Какой же я ему теперь указчик, у его мозги пошире... .

Вскоре из двора во двор стали ползать сплетни и ехидные усмешки: Васька-то, де, одну зиму подворянился, а к лету не годился -- вытурили, но только он куражится и никому о том не сказывает. Другие же не верили, что парень выгнан из училища, но тем не менее ругали его еще пуще, говоря, что раз дошел до господской линии, лезть в черную крестьянскую работу -- срам и чванство, и смотреть на это даже со стороны обидно, а Егор -- дурак плешивый, если позволяет сыну куролесить.

– - Читал бы под окошком книги или на гармонии зажаривал, а то -- наво-оз!.. Мы знаем эту моду, нас, брат, не обманешь, даром что не учены!.. Гляньте, мол, робята: грамота мне словно -- тьфу, а окромя того -- работать понимаю, одно слово -- золотых дел мастер!

– - Га, пугать задумал, мы и так пужливы!.. Сел за книжки, значит, и сиди, как черт, а то -- гуляй по холодочку, это -- твое дело, это мы можем понимать, а навоз мой пращур чистил!.. Бает: нечего орясничать, работать надо, ну, и гнись, козёл глумной, потей, смеши деревню!..

Багровый от злости Ноздрин, стоя без шапки, как собака, тявкал на всю улицу:

– - Ты -- муж-жик?.. Ты до причалу доволокся? Топерича ты -- господин в серых штанах и при медали? Так покажи мне форс господский, чтоб поглядел я и сказал: как будто наш, простой, а куролесит лучше барина!.. А посконная рубаха? А лохматые портки? Рубаха ребра мне истерла, а тройчатки вымотали силу!..