ответил. Тишина. "Целуются",-- подумала Ната и снова услыхала, как падают

капли. И тут она поняла: работает пишущая машинка.

Когда под вечер она пришла домой, Иван все еще был там. Посидели

немного, поговорили, и он решил осторожно ввести ее в курс дела.

– - Ты говорила, что хотела бы помогать партизанам,-- сказал он,

внимательно глядя ей в глаза. Так вот, мы здесь, у тебя, печатали листовку

– - воззвание к людям, которых отправляют в Германию. Мы написали, что все

обещания немцев -- обман, что в Германии их ждет каторга, что

Коммунистическая партия обращаете" к людям с призывом уходить в подполье, в

леса, к партизанам.

И он протянул ей номер "Правды".

– - Что ты делаешь, Иван!
– - хотелось крикнуть нам, когда мы читали в

"Деле Максима" отчет об этом эпизоде.-- Берегись! Сейчас, когда ты беседуешь

с ней, в тюрьме умирает ее муж -- украинский журналист, коммунист,

подпольщик, а в это время к ней на свидания приходит гестаповец Шарм -- тот

самый, который на допросах истязает ее мужа. Скоро она станет особо

доверенным агентом СД в Виннице, а потом в Судетской области.

Наверное, все это было куда сложнее, чем представляется нам сегодня по

документам...

– - Ну и попадет тебе сегодня,-- сказал Нанетте переводчик Грюста.

Она усмехнулась и прошла мимо. Гауптман смерил ее холодным взглядом:

– - Где живет Иван?

– - Скоро узнаю, -- поспешила ответить Нанетта и доложила о "Правде", о

листовке.

Грюст подскочил на стуле.

– - Я не ошибался относительно "студента"!--просиял он.-- Это крупная

партийная птица! Что же, поспешим... Еще, пожалуй, скроется.

Он вызвал еще одного гестаповца -- Шарма, и вчетвером они разработали

план ареста Ивана и Раисы.

– - Возьмем их у тебя на квартире,-- сказал Шарм Нанетте.-- Пригласи их

к себе и задержи до пяти часов. И никому ни слова...

Последний день свободы

Есть строки, которые нелегко писать. Например, эти строки. Перед нами

сидит пожилая, расплывшаяся женщина в строгом черном платье. Поправляя

красноватой, в старческих жилках рукой седые пряди, она начинает свой

рассказ. Мы знаем, что будет в конце его. И все же еще верим во что-то,

надеемся на какое-то "а вдруг"...

Женщина эта -- Нанетта, платный агент СД, член нацистской партии,

предательница, изменница Родины.

Мы нашли ее 2 апреля 1963 года в глухом селе Поволжья. Она работает

заведующей аптекой. Очень постарела. Очень подурнела. Помнит ли Раю Окипную?

"Еще бы, мы так дружили". ...А Ивана, студента-медика? "Как же, как же, он

мне был дорог, как товарищ. Я всегда хорошо относилась к нему".

При этом глаза ее глядят на нас так доверчиво, лу-

чатся такой добротой, а улыбка так искренне грустна, что становится

ясно: раскусить эту гадину было очень трудно.

Она и сейчас играет перед нами. Трет виски, подносит к глазам платок.

Слезы у нее, правда, настоящие, но текут они, как по заказу.

Очень медленно, очень осторожно ведет она свой рассказ. Вот его запись,

конечно, очищенная от фальши.

...В воскресенье, пятого июля 1942 года, к Нанетте пришли Рая и Иван.

Она постаралась как можно лучше принять их. Смеялась, шутила, угощала.

Нанетта: Но я знала, что судьба их решена, что через несколько часов

они будут арестованы, и немного нервничала.

Корреспондент: Почему вы нервничали?

Нанетта: Мне было неприятно, что вся эта история произойдет у меня на

квартире.

Корреспондент: Вы имели возможность без особых для себя последствий

предупредить Окипную и Ваню об опасности?

Нанетта: Безусловно имела.

Корреспондент: Почему вы этого не сделали?

Нанетта: Их судьба меня не интересовала.

Она улыбнулась своей мягкой улыбкой и тем же тихим, добрым голосом

добавила такое, от чего мы содрогнулись:

– - Заметив, что я обеспокоена, Окипная стала спрашивать, что случилось,

почему я волнуюсь и скрываю от нее свои переживания. Ваня также подсел ко

мне и по-дружески успокаивал. Своим участием они поставили меня в такое