Шрифт:
Ее рука наткнулась на какой-то рычаг, и Рута подтолкнула его вверх. Зажегся свет.
Взору предстала небольшая сухая комната с деревянными полками, забитыми доверху папками, старыми тетрадями, книгами и бумагами. В углу комнаты между книжными шкафами стоял стол с тетрадями и мягкий удобный стул.
– Это что? – шепотом спросила Юна.
– По-моему, какой-то архив, смотри, шкаф с буквами в алфавитном порядке.
Рута смело направилась к шкафу и взяла стопку над буквой «Л». Она положила бумаги на пол и стала их перебирать. Нагнувшись над какой-то тетрадью, она позвала Юну.
– Смотри, – Рута показала подруге тетрадь.
В центре тетради в широкой красной полосе было аккуратно написано: «Абсолютно секретно. К. Торин, генерал спецслужбы».
И ниже: «Дело Лесовских».
– Что?! – Юна была поражена.
Рута взглянула на нее и села на пол, Юнона устроилась рядом. Рута открыла тетрадь и начала тихо читать вслух.
– «…Дочь Лесовских доставлена в приют адъютантом Торина. Адъютанта в живых уже нет», – Рута прервалась. – Это писал директор. Он здорово рискует, имея такой Архив.
– Ну читай же, – нетерпеливо попросила Юна.
– «…Мне сообщили, что девочку должны были уничтожить по приказанию Императора, она представляет собой какую-то угрозу. Я принял ребенка и поручил его Джейн. Я хорошо знаю отца девочки Вацлава и ее деда Влада. С Владом мы прошли огонь и воду, поэтому я сохраняю жизнь его внучке.
Когда я навел справки о Вацлаве, то удивился, узнав, что он сосед Торина, но самое поразительное, что у них есть еще одна дочь, точная копия моего подкидыша. Видимо, девочки – близнецы. Но зачем Императору уничтожать одну из них, не знаю. Я разговаривал с Вацлавом об отце, но отметил, что его жена печальна, видимо, из-за пропажи второй дочери. Однако Лесовские не подают виду. Я ушел, положение обязывает. Я ничего не могу рассказать Вацлаву, но я присмотрю, чтобы внучка Влада выросла здоровой и сильной. Видимо, когда ей исполнится семнадцать, мне придется куда-нибудь спрятать ее. Скорее всего, отправлю жить в Польшу. Джейн знает польский, ей приказано обучить малышку языку. Дочь Лесовского зовут Венера, они взяли римское имя Богини Красоты, и я назову свою малышку римским – Юнона, по имени королевы богов Геры.
P.S. Да, оказывается, настоящая дата рождения Юноны – 21 сентября…»
Рута замолчала и закрыла тетрадь.
– 21 сентября, – повторила Юна. – А я не знала. Я считала по окончанию года… Значит, почти через четыре месяца мне стукнет пятнадцать… Польский я действительно знаю, и я должна уехать? Я же теперь могу найти родителей!
– Нет, – Рута покачала головой. – Не можешь, это повлечет за собой слишком много смертей.
Юна понимающе кивнула, но потом вдруг радостно взглянула на подругу:
– Я могу посмотреть на них и на сестру издалека. А ты? Давай поищем что-то о тебе.
Юна вскочила на ноги и подбежала к полке с буквой «Т». Она перекладывала тетради и листы, пока наконец не нашла нужное.
– Вот! – крикнула она, откидывая непослушные золотые локоны и устраиваясь рядом с подругой.
Рута дрожащими руками взяла тетрадь, на которой стояла та же самая красная пометка: «Совершенно секретно. К. Торин, генерал спецслужбы».
– Опять? – удивилась Юна.
Ниже подпись: «Дело Турбиных». Рута перевернула страницу.
«Рута Турбина, единственная наследница пятидесятимиллиардного состояния, годовой доход 400 %. (Господи! Когда она вырастет, ее состояние будет неисчислимым!) Полное имя: Ее Сиятельство, княгиня Руатана Алексеевна Турбина. Мать, Ее Сиятельство княгиня Виктория Леонидовна умерла в возрасте тридцати девяти лет при родах дочери. Отец, Его Сиятельство великий князь Алексей Федорович умер через месяц после похищения дочери. По газетным выступлениям я понял, что дворянство возмущено и давит на Императора. Слишком смело… слишком, впрочем, они дворяне! Личный представитель Императора Алекс Ганарник заявил публично, что наследница жива и находится на воспитании при императорском дворце, под опекой самого Императора. Достигнув семнадцатилетнего возраста, она сможет полностью распоряжаться своими владениями, а пока ее воспитанием занимаюсь я (а не королевский совет), хотя я должен каждые полгода делать отчет о ее самочувствии и каждый месяц высылать фотографию. Что будет с маленькой княгиней, мне неизвестно. Жаль девочку. Впрочем, ее состояние заморожено, никто не посмеет прикоснуться к владениям Турбиных из-за возможного нарастания недовольства сильных мира сего. Подмена девочки невозможна ввиду огласки всех физиологических и биоданных. Я думаю, посылаемые мной фотографии будут появляться на страницах газет, дворянству необходима Турбина, она уже превратилась в какой-то символ… Генерал Торин предупредил о неприкосновенности ребенка. Что ж, княгини мне только и не хватало, к тому же я устал от постоянно передаваемых солдатами писем от дворецкого Турбиных с ультиматумами на высокосветском языке…»
Рута замолчала.
– Вот это да! – еле выговорила Юна. – А Алиса тебя дерет как Сидорову козу. Но тебе уже исполнилось семнадцать!
Рута словно очнулась и странно, ошарашенно посмотрела на Юнону:
– Что же со мной будет?
– Не знаю, Рута. Но у тебя, оказывается, столько денег, столько власти…
– Тогда почему я здесь? – Рута недоуменно пожала плечами и опустила голову:
– Значит, ты не сможешь вернуться работать в приют… никогда…
– Перестань! – Рута решительно встала. – Если я здесь до сих пор, значит, про меня давно никто не помнит.
– Иди-ка сюда…
Юна тихо подошла и стала отряхивать с брюк пыль:
– Смотри.
Перед Юной на столе лежала старая потрепанная тетрадь.
– Господи! Сколько же ей лет! – воскликнула Рута, осматривая надорванные, загнувшиеся края.
На титульном листе была надпись: «1917 год, март. Заряна».
Рута перевернула пожелтевшую от времени страницу и стала читать вслух.
«Когда голос Махатмы уже не был слышен, стало понятно: я иду в глубокой тьме. И словно из тьмы возникают существа с просьбами, молитвами или требованиями. Как они живут в такой тьме? Чтобы их понять, надо страдать. И я с готовностью несу этот ад, потому что так решила сама. Он протекает жгуче-черным потоком и больно хлещет в абсолютной тишине.