Шрифт:
Рута замолчала и откинула длинные серебряные пряди со лба.
– И что же с ней будет в конце концов? – настаивала Юна.
– Джейн говорила, что, встретив Люцифера, Заряна пройдет путь до конца. Она несет в себе любовь. И идет против зла уже бессознательно, словно целую вечность делает все это ради одного мига свидания, все тысячелетия. Люцифер падет после прихода Заряны. Это все, что мне известно…
– А так бывает? – задумчиво произнесла Юна. – Да и можно ли любить дьявола?
– Бог любит… – эхом отозвалась Рута. – А про Сову я никогда не слышала.
– Бог любит всех. Рута, ты когда-нибудь выйдешь замуж? – неожиданно спросила Юнона.
Рута внимательно посмотрела в стальные, блестящие, как темная ртуть, глаза подруги.
– Не знаю. Я даже не представляю, что со мной будет. Ты видела солдат СС? Это пока единственные представители мужского пола, не считая директора, которых я встречала. Они пусты… Так что не знаю. Да и вообще, если бы я могла уехать куда-нибудь далекодалеко, я взяла бы с собой тебя. Ведь кроме Юноны Лесовской у Руатаны Турбиной, пусть даже княгини, никого нет.
Рута звонко рассмеялась и обняла подругу, но металлический взгляд Юноны заставил ее замолчать.
– А ведь Император – Сатана, – прошептала Юна…
Танец рук, сплетенных и белых, в потоке белоснежных лепестков вишни. Белая шелковая струйка, бегущая из сложенных мягких ладоней. Тонкие пальцы, поставленные к солнцу ромашкой, сияют в ослепительном блеске. Все танцуют, но медленно, каскадно. Грация и мягкость, превращенные в сверкающий танец. Танец раскрывает ладони и растягивает шелковые полотна, развеваемые танцующим ветром. Медленно опускается шелк, и тяжело поднимаются веки.
– Проснись! – требовательный и властный голос разбивает последние осколки танцующего сна.
Рута открыла глаза. Склоненное над ней лицо принадлежало смотрительнице Алисе. Та безжалостно стащила с Руты одеяло, в котором сохранились капли треснувшего сна и немножечко тепла.
– Идем, – настойчиво повторила Алиса и схватила Руту за руку.
Рута инстинктивно повернулась в сторону окна. Было совсем темно, большая полная луна бросала свои отблески на лицо спящей Юноны.
– Но куда, Алиса? – спросила Рута.
– Не задавай лишних вопросов, – толстая Алиса потянула за собой не проснувшуюся до конца Руту.
Смотрительница наконец выволокла девушку в коридор. В свои шестьдесят она была еще очень подвижна и энергична. Да и как же, иначе не выживешь.
– Куда мы? – закричала Рута и замерла на месте. – Я шага больше не сделаю!
Алиса уставилась в отчаянное лицо Руты, затем, вздохнув, схватила ее крепче за руку.
– К директору, – сказала она и потащила Руту дальше по ночным коридорам и лестницам.
Рута запаниковала. Около двери кабинета директора стояли два эсэсовца. Руте сделалось плохо, но Алиса уже вталкивала ее в кабинет со словами:
– Вот и Турбина, господин директор.
Дверь захлопнулась. Рута расслышала удаляющиеся шаркающие шаги Алисы. Она стояла перед директором и каким-то незнакомым человеком. Ей стало неуютно и холодно. Она была босиком в одной ночной рубашке.
Незнакомец встал из-за директорского стола и направился к ней, на ходу снимая черный плащ. Плащ окутал Руту, от человека повеяло сладковато-приятным запахом. Незнакомец отступил на несколько шагов и поклонился.
– Ваше Сиятельство, позвольте представиться, личный представитель и секретарь Его Императорского Величества, Алекс Ганар-ник.
До Руты постепенно стал доходить смысл происходящего. Она вгляделась в молодое, непроницаемое лицо Алекса, в его бездонные глаза и кивнула в холодном приветствии. Это немного озадачило Алекса, и он оглянулся на директора.
– Вы знаете, кто вы? – спросил Ганарник.
Рута решила играть вслепую, другого выхода не было.
– Княгиня Руатана Алексеевна Турбина.
– Откуда вам это известно? – удивился Алекс.
– А откуда вам известно, что вы Алекс Ганарник?
Алекс кивнул, соглашаясь, но по-прежнему недоумевая.
– Я должен вас увезти, – сказал он.
– Куда? – встревожилась Рута.
– Домой, вы поедете к себе домой, – ответил Алекс. – Надеюсь, вас здесь не обижали?
– Здесь не могут не обижать, Алекс, это же спецприют…
Алекс сурово посмотрел на директора. Директор дрожащей рукой снял очки, судорожно протер их платком и опять надел.