Но почему всё в этой женщине казалось мне таким знакомым? И зачем именно теперь, когда у меня болеет мать, Вера Сергеевна Орлова стала для меня очень необходимой? Почему долгие пять лет я не отпускаю её из своего сердца? Зачем пытаюсь завладеть хотя бы крохотным уголком для себя в её душе? Я этого не понимал, лишь страстно желал её. Хотел быть рядом и всегда ощущал свою неловкость, несоразмерность: я не мог достичь её высоты и не мог дать ей того, чего заслуживала королева. И всё в её наружности и в её окружении было устроено будто для кого-то другого. И всё же... и всё же я не мог жить без неё! Я её любил. Любил, опасаясь близости. Она зашла в моё сердце без стука и предупреждения. Но знать об этом она не должна. А если бы узнала? Что тогда?

Кто я для неё? Сотрудник. Подчинённый. Могут ли сложиться меж нами дружеские отношения? Женщина-друг? Я сам привёл аргументы против, с которыми Вера Орлова не согласилась. Вообще-то, в моём представлении писателя жила женщина-товарищ, которая олицетворялась некой интересной самостоятельной девушкой с характером, с которой можно поговорить по душам, поехать куда-нибудь, напиться до чёртиков, провести вечер или ночь и даже не заниматься с ней сексом. Впрочем, секс не исключался. Но если он такой, что не портит дружеских отношений. Девушка-товарищ мне нравится, но о любви речи нет. Она признаёт во мне и мужчину, и личность, и одинокого волка, она смеётся вместе со мной над всем миром и надо мной - и над собой заодно. Утром она может умчаться по личным делам, а вечером появиться вновь, если мне это нужно. Она не слишком обременяет меня своими проблемами, а я знаю, что могу пожаловаться ей на жизнь - утешит. И ещё я знаю, что иногда, точнее всегда, могу найти её, чтобы поиграть в дружбу между мужчиной и женщиной, будто веря, что просто так она смеётся моим шуточкам, подбадривает, пьёт вино, выполняет мои прихоти и ложиться со мной в постель, будто она - не очередная из их женского рода. Уверен, что знает, что очередная, просто возле меня её держит безумное желание брать хотя бы то, что даётся в руки. И она смогла уяснить для себя на всю жизнь, что функция женщины - поддерживать мужчину, когда больше некому.

Вера Орлова совсем не подходила на эту роль. Она являлась той единственной, ради которой я был готов на всё. За пять неполных лет она поистине стала стимулом моей мужской сути. Из циника я постепенно превращался в романтика, из равнодушного внутреннего ленивца - в того, кто жаждет подвигов. И я ценил это превращение. Ведь так приятно чувствовать себя героем. Или хотя бы пытаться быть им. И так хорошо иметь цель, и интересно добиваться её! Пусть даже цель изводит меня отказами, намёками лишь на далёкую неясную возможность, этим самым подбадривая на следующие подвиги. В общем, Вера Сергеевна Орлова являлась для меня этакой небесной богиней, которая превращает внутреннее "я" мужчины в вечный двигатель.

Она не позвонила на следующий день. И на следующий. Меня это задело. Я любил играть с женщинами, но не любил, когда играли со мной. Но женская стратегия сработала, я всё больше привязывался к ней и никак не мог выкинуть её образ из головы и из сердца, где он обжился, как у себя дома. Я пытался представить, как при следующей встрече сделаю вид, что не заметил Орлову, но, теряясь в догадках, всё сводил к тому, что она с кем-то другим проводит ночь и встречает рассвет в чужих объятиях. Меня это злило, как неопытного подростка, а неприятное щемящее чувство ревности разъедало мой тусклый покой. Да, я ревновал. Нет, она не делала ничего предосудительного или пошлого, - даже представить, что эта изящная женщина способна на что-то пошлое, не получалось. И именно это мучило меня сильнее всего.

Не выспавшийся и обессиленный, на третье утро после нашей вечерней прогулки, я вышел на работу пораньше и стоял возле входа в офис, поглядывая на часы, в надежде, что Орлова придёт в обычное время. Стрелка уже отсчитала лишних пять минут, а её всё не было. Торчать у входа дальше становилось неприличным, и я поднялся к себе на этаж.

Там я никак не мог привести мысли в порядок. Работа не лезла в голову, всё валилось из рук. Каким неуклюжим становится человек, когда любит! Как быстро слетает с него шелуха самоуверенности, и каким одиноким и ненужным он кажется себе. Весь мой хвалёный опыт общения с женщинами рассеялся, как дым, и я чувствовал себя очень неуверенно. Где Вера? Что с ней? Неизвестность давила.

Я понимал, что такие женщины, как Орлова, не выходят замуж за таких неудачников, как я. Разве её красивые ноги должны топтать грязь подъездов и коммуналок? Они достойны лимузинов или "Феррари", но никак уж не трамваев или метро. Но я не мог не думать о ней.

С самого утра в моей голове крутился только её образ, это раздражало, но страх перед встречей с Орловой стал исчезать.

Во время обеденного перерыва я поднялся в её приёмную. Секретаря, как я и предполагал, на месте не оказалось. А что, если и Веры Сергеевны нет в кабинете? А если она там, что тогда делать? Больше всего на свете мне хотелось сейчас, чтобы её не стало вовсе... но я знал, что, исчезни она из моей жизни, я каждый день буду безнадёжно всё глубже тонуть в серой пыли будничного существования и потихоньку сходить с ума от недостатка света и душевного удушья.

Без стука, с нервным трепетом в груди я открыл двойную дверь с табличкой "Заместитель генерального директора Орлова В. С.". Вера Сергеевна сидела за столом с чашкой кофе и просматривала какие-то бумаги. Бросив на меня короткий взгляд, она поинтересовалась:

– Что вам, Виктор Иванович?

Растерявшись совсем, я несколько секунд стоял на пороге. Она упорно не смотрела на меня, не поднимая взгляда от бумаг. Это придало мне сил.

– Я хотел сказать...
– мой голос сел, в горле ощущалась сухость, будто я не пил воды уже несколько дней, но, сделав над собой усилие, я всё-таки смог продолжить: - Хотел сказать... что вы очень красивы, Вера Сергеевна!

Дверь закрылась за мной до того, как она подняла глаза. Количество адреналина, которое выбросил мой мозг в организм, наверное, было равно выбросу адреналина, как во время прыжка с парашютом. Со счастливой улыбкой на лице, словно на крыльях я летел в свой отдел: "Всё в порядке! Она жива-здорова!"...

Перед тем, как открыть дверь с табличкой "Плановый отдел" я с трудом натянул на физиономию маску равнодушия. Надо сказать, что мне это стоило очень больших усилий.

Так уж повелось в обществе, что мужчина не должен показывать своих чувств. Он должен выглядеть сильным, напористым и активным, добиваться власти и престижа. Проявления сентиментальности - это удел женщины. Но, несмотря на надетую в повседневной жизни маску, мужчина, не в меньшей степени, чем женщина, нуждается в нежности. Ведь, по сути, нежность - это упоение от сладостного погружения в чувства. Разве может хоть один, даже самый сильный и смелый человек, сказать, что ему это не нужно. Мужчины в своём потаённом стремлении к нежности боятся лишиться в глазах окружающих своей брутальности, но в душе-то они понимают, что это не аргумент для отказа от чувств, - истинная смелость заключается в том, чтобы не бояться проявлять их. Понимают и боятся. Лишь решительным сильным людям дано испытать настоящие чувства. Ведь поступки с проявлениями нежности друг к другу умножают силу отношений и делают людей счастливыми.