Он понимал, что для реальной готовности одного возвышенного настроя мало, и пока не совсем ясно представлял себе, как сумеет выполнить свою клятву, но знал, что сделает все от него зависящее. Если потребуется, он прибегнет к любым ухищрениям, пробьет любые бюрократические стены, но армия больше не будет участвовать в грязных играх. Она станет реальной силой, противостоящей внешней агрессии. Фирсов и его группа сделают это… пусть даже ценой передела государственного устройства.

Мысль была крамольной, но Влад допускал и такое. Объединенные Нации времен Парсона и его предшественников канули в Лету вместе с айринским золотом. Теперь требовалось выстроить новое государственное здание. Но кто займется строительством, а главное — каким воспользуется «проектом»? Это зависело от расторопности и воли как раз тех, кто политически не обанкротился во время кризиса. Например, Влада Фирсова, Наташи Томилиной, капитана Сведеборга и офицеров «зет-группы». И если эта партия победит, никаким врагам — будь это чужаки или доморощенные смутьяны — не поставить Землю на колени…

Вот такие ставки. Есть к чему стремиться…

Влад закрыл окно. В его пластиковой рамке звезды были словно отметки в экране боевого компа. Просто целями для атаки…

Посетитель мялся у дверей, что-то нечленораздельно мыча. Ульрих дочитал до точки и закрыл проекцию. Первый документ был интересным, но ничего неожиданного в себе не содержал. Айринский скандал изучался прокуратурой со всех сторон, и одни только текстовые материалы этого дела заняли на сервере триста сорок гигабайт. Плюс видеосвидетельства и звуковые файлы, еще сотня терабайт. И спецхранилище все десять лет после войны больше походило на филиал национального банка, чем на кладовую вещдоков. Генеральный прокурор запретил сдавать конфискованные у старателей и солдат ценности в Гохран. Почему — никто не знал, да и не интересовался.

В общем, ничто из прочитанного новостью не стало. Просто очередной «свежий» взгляд на известные события. Взгляд с претензией на оригинальность и непредвзятость оценок, но и только. А последние размышления Фирсова и вовсе выглядели неубедительно. Если это не домыслы, как их добыл безымянный автор? Телепат он, что ли? Есть, конечно, вариант, что эту документальную повесть написал сам Фирсов. Только — ему это надо? Еще Фирсов мог поделиться с автором своими мыслями. Почему нет? Но тогда возникает вопрос — чем же впоследствии насолил Фирсов этому автору, да еще так, что тот решил обвинить майора в заговоре? Пока неясно. Впрочем, и документ лишь первый. Возможно, дальше станет понятно. Но дочитывать, похоже, придется дома.

Ульрих перевел взгляд на посетителя. Видок у того был аховый. Бродяга не бродяга, но и респектабельным человеком назвать его было трудно. Практически невозможно. Еще один «демобилизованный»?

— По какому вопросу? — спросил Руперт строго.

— Я… у меня… вот. — Посетитель торопливо включил карманный комп.

Голограмма повестки возникла у края стола, и Ульриху не составило труда рассмотреть документ во всех деталях. Выглядел он как настоящий, даже цифровая подпись следователя была верной, вот только Руперт был готов поклясться, что ничего подобного не отправлял.

— Видимо, произошел какой-то сбой, — проворчал он.

— Как это сбой? — заволновался человек. — Адресовано мне, и ваша подпись… вот тут. Или не ваша?

— Моя, — нехотя согласился Ульрих.

— Ну вот! Какой же тут сбой? Вы хотите сказать, что я напрасно бросил дела и прилетел сюда? Даже не переоделся…

Руперт молча уставился на посетителя. И этот нервный. Как утро началось, так весь день и пройдет. Не переоделся он, надо же. А есть во что?

— И откуда вы прилетели… не переодевшись? — с легкой иронией спросил Ульрих.

— Как это… А куда вы отправляли мне повестку?

— Это был не я.

— Ну хорошо, не вы, куда отправляли повестку?

— Это вы «не у меня» и спрашивайте. До свидания.

— Нет, погодите, господин следователь! А кто компенсирует мне затраты на перелет и как я оправдаюсь перед начальством?!

— Вам выдадут настоящую повестку. Обратитесь в канцелярию.

— А что я скажу по сути дела?! Зачем меня вызы-вали?!

— А что написано в этой липе?

— Дело номер… да вы сами посмотрите…

Он снова включил комп. Ульрих и в первый раз обратил внимание на странный номер дела, но тогда он уже догадался, что повестка липовая, а потому не стал вникать в подробности. Теперь же… Руперт включил звуковую отсечку, чтобы посетитель не слышал лишнего, и повернулся к интеркому. Следователь в соседнем кабинете оторвался от «увлекательного» занятия — написания какой-то справки — и вопросительно взглянул на коллегу.

— Джонс, у тебя свежее дело под каким номером проходит?

— У меня триста семнадцатое в работе. Но самое свежее у Оксаны — триста двадцать первое. Я только что в канцелярии проверял. Только ты лучше сам туда загляни. Вдруг кто-то уже взял следующий номер. А что у тебя наметилось, опять пули?

Он заговорщицки подмигнул.

— Пошел ты, — буркнул Ульрих, обрубая связь.

Он снова обернулся к посетителю. Голограмма повестки все еще висела над столом. Руперт выключил отсечку и уставился на номер дела. Последние цифры, те, что после дроби, были как раз очередными: три, два, два. Шутник, отправивший эту фальшивку, или угадал, или хорошо знал текущую нумерацию дел. Может, кто-то из канцелярии развлекается? Маловероятно. Там сидят солидные дамы, абсолютно лишенные чувства юмора. Ульрих еще раз проверил подпись и взглянул на дату. Черт знает что! Подпись точная, дата вчерашняя. Неужели провалы в памяти начались? Да нет, вчера и не пил почти.