возвращения из ссылки ставшую женой М.М.Пришвина, и ее первого жениха, О.В.Поля,

принявшего монашество, уехавшего на Северный Кавказ и расстрелянного в 1929 г.

Деятельность выпускников Института слова была разнообразной, как были и

разнообразны возможности применения их сил. Часть из них вела педагогическую работу

в вузах (А.С.Поль, Н.В.Водовозов, Е.Н.Смирнов), что давало возможность общения с

широкой студенческой аудиторией, у которой на всю жизнь откладывалось в памяти

обаяние лекторов и те идеи духовного порядка, которые они могли почерпнуть из

общения с ними. Другие, как Е.Г.Адамова и П.Е.Корольков, работали в библиотеках с

читателями. Но, вероятно, наиболее серьезная работа шла в ГАХН, остававшейся к концу

20-х гг. единственным “центром свободомыслия” для научной и творческой

интеллигенции советской столицы.

Действительно, значение этого центра далеко выходило за пределы только научные,

поскольку на заседания его секций и подсекций собирались (когда это можно установить

67

по присутственным листам) гораздо более широкие круги интеллигенции, чем только

интересующиеся тем или иным вопросом специалисты. Так было в Секции рассказывания

и Секции живой речи, где работали Е.Г.Адамова и А.С.Поль; так было в Секции

пространственных искусств, где на семинаре Н.М.Тарабукина по изучению творчества

М.А.Врубеля выступали Л.А.Никитин, А.А.Солонович и Д.С.Недович<35>; так было на

Хореологической секции, где дважды проходили доклады В.И.Авдиева с демонстрацией

“живых картин” древнеегипетского танца, оформленные Л.А.Никитиным и поставленные

Н.А.Леонтьевой при участии других “рыцарей”<36>.

К сожалению, почти ничего нельзя сказать о масштабах проникновения Ордена в

Московскую консерваторию, кроме того, что там преподавал В.С.Смышляев, дипломные

спектакли оперного факультета оформлял Л.А.Никитин, что один из подготовительных

орденских кружков собирался на квартире какого-то профессора Консерватории

(“Григорий Петрович”) и что членом Ордена был также ее профессор, известный тогда

певец В.И.Садовников<37>. Столь же немного известно и о другом направлении в

развитии деятельности Ордена - в сторону литературы, откуда приходят имена

Г.П.Шторма, входившего в кружок, который вел А.С.Поль, историка литературы

Д.Д.Благого, переводчицы М.В.Коваленской, жены Е.К.Бренева, Э.С.Зеликовича,

переводчика Бернера, к которым теперь по ряду признаков можно присоединить и

М.А.Булгакова. Кроме уже упоминавшегося искусствоведа Д.С.Недовича, сюда можно

присоединить имя А.А.Сидорова, известного историка книжной графики, и, весьма

вероятно, А.Г.Габричевского, игравшего видную роль как в ГАХН, так и более широко - в

культурной жизни Москвы.

Специфика темы, а в еще большей степени - специфичность материала, о чем уже шла

речь выше, трудность его обнаружения и получения, когда главным препятствием

оказываются не ведомственные барьеры, а заурядное неведение, о ком именно требуется

справка, поневоле ограничивают саму возможность раскрытия тайны, угадываемой ныне

лишь по “структуре личных отношений” живших некогда людей, не всегда

подтверждаемой документами. Вот почему остается лишь предполагать, что в те же 1923-25 гг. периферийные (подготовительные) тамплиерские кружки существовали в среде

студентов Института живых восточных языков (позднее - Институт востоковедения), где

учился тогда Н.Р.Ланг и Е.Г.Самарская, из которых первый будет арестован и

репрессирован в конце 1929 г. как руководитель Библиографического кружка при

библиотеке-читальне музея П.А.Кропоткина, а вторая - арестована летом 1930 г., но затем

будет освобождена в связи с доказанностью ее непричастности к собственно орденской

организации.

Работа Библиографического кружка, организованного Н.Р.Лангом в музее Кропоткина,

носила вполне легальный характер изучения и описания работ М.А.Бакунина и

П.А.Кропоткина, однако проходила не в замкнутой музейной обстановке, а велась силами

интересующихся идеями анархизма студентов педагогического факультета 2-го МГУ и