Я плыл рядом с ним, пока он тянул лодку к песчаному берегу; от радости я облизал лицо мальчика, когда он нагнулся, чтобы вытащить лодку.

– Ты в самом деле пытался спасти меня, малыш. – Я сел, тяжело дыша, и мой мальчик погладил меня. От его прикосновений мне было так же тепло, как и от солнца.

На следующий день мальчик привел к причалу Дедушку. Было гораздо теплее, чем вчера; я обогнал обоих и убедился, что семейство уток заплыло на середину пруда, как положено. Мальчик был в другой куртке с капюшоном; мы все подошли к краю причала и посмотрели в зеленую воду. Утки подплыли проверить, на что мы глядим. Я сделал вид, что вижу что-то важное.

– Вот увидишь, он нырнет; честное слово, – сказал мальчик.

– Поверю, когда увижу, – ответил Дедушка.

Мы вернулись на песок. Дедушка ухватил меня за ошейник.

– Давай! – крикнул он.

Мальчик побежал, через секунду Дедушка отпустил меня, чтобы я бежал следом. Итан прыгнул с причала, подняв тучу брызг – утки, качаясь на волнах, начали жаловаться друг другу. Я подбежал к краю причала, залаял и оглянулся на Дедушку.

– Достань его, Бейли! – скомандовал Дедушка.

Я посмотрел на волнующуюся воду, куда прыгнул мальчик, потом снова оглянулся на Дедушку. Он был старенький и двигался неторопливо, но я не мог поверить, что он настолько туп, что не собирается ничего предпринимать. Я снова залаял.

– Давай! – сказал мне Дедушка.

Тут я понял и недоверчиво уставился на него. Что, в этой семье я должен все делать? Гавкнув напоследок, я нырнул с края причала и поплыл в направлении дна, где, как я чувствовал, лежал неподвижный Итан. Я вцепился в его воротник и потащил на воздух.

– Видел? Он спас меня! – закричал мой мальчик, когда мы оказались на поверхности.

– Молодец, Бейли! – вместе заорали Дедушка и мой мальчик. Мне было так приятно слушать их похвалы, что я бросился на уток, которые тупо закрякали, отплывая прочь. Еще чуть-чуть, и я смог бы выщипать пару перьев из хвоста, так что двум уткам пришлось расправить крылья и отлететь прочь – по-моему, я победил.

До вечера мы играли в «спаси меня», и постепенно я перестал тревожиться, убедившись, что мой мальчик прекрасно справляется в пруду и сам, хотя он так радовался, когда я вытаскивал его на поверхность, что я прыгал за ним снова и снова. Утки в конце концов выбрались из воды и с берега следили за нами, ничего не понимая. Почему они не залетали на дерево, как все другие птицы – кто их знает!

Мне и в голову не приходило, что мы можем уехать с Фермы, но через несколько дней приехал Папа, и Мама начала ходить из комнаты в комнату, доставая вещи из открытых шкафов. У меня появилось чувство, что мы снова переезжаем, и я тревожно бродил по дому – боялся, что меня забудут. Только когда мальчик крикнул «В машину!», мне разрешили забраться на сиденье и высунуть голову в окно. Лошадь Флер пялилась на меня – явно с нескрываемой завистью. Дедушка и Бабушка обняли меня, и мы поехали.

Мы все стремились домой, и я с радостью встретился с детьми и собаками округи – не считая Смоки. Мы играли, я гонялся за мячиками, боролся со своей подругой Мармеладкой – и так увлекся весельем, что оказался совершенно не готов к тому, что через несколько дней все встали рано утром и бесцеремонно отвели меня в гараж. Я тут же выскочил через собачью дверь и увидел, как Итан и Мама уезжают. Итан с остальными детьми забрался в тот же желтый автобус.

Это просто невыносимо. На мой лай издалека ответила Мармеладка, мы полаяли друг на друга, но не думайте, что мне стало легче. Я с грустью вернулся в гараж. Презрительно обнюхал конуру. Я не буду торчать здесь целый день!

Под дверью я увидел лапы Смоки и, прижав нос к щели, стал вдыхать его запах. Он сердито фыркнул. Сочувствия от кота не дождешься.

Теперь я был большим псом и легко доставал до ручки двери; так что я сообразил, что могу кое-что сделать в своем затруднительном положении. Я положил лапы на дверь, вцепился зубами в ручку и повернул.

Ничего не произошло, но я продолжал свои попытки, и наконец, тихо щелкнув, дверь открылась!

Когда я возник перед самодовольным котом, его зрачки потемнели. Смоки развернулся и бросился прочь, я, естественно, за ним и гнал, пока он не запрыгнул на полку.

В доме гораздо лучше. Вчера вечером у передней двери появилась пицца в плоской коробке – она все еще лежала на барной стойке, и ее легко было достать. Я стянул коробку на пол и съел прелестный картон, отбросив невкусные куски – Смоки старательно изображал отвращение. Потом я съел его кошачью еду, дочиста вылизав банку.

Обычно мне не разрешалось спать на диване, но я совершенно не видел смысла следовать этому правилу – ведь все изменилось, раз я сам забрался в дом. Я прилег отдохнуть, положив голову на мягкую подушку; солнце грело мне спину.

Позже солнце сдвинулось, и пришлось со стоном проползти по дивану.

Вскоре я услышал, как открывается шкафчик на кухне, и поднялся посмотреть, что происходит. Смоки, стоя на барной стойке, дотянулся до дверцы и открыл ее – весьма неглупо с его стороны. Кот прыгнул в шкафчик и принялся своим носом двигать вкусности внутри. Потом посмотрел на меня, что-то прикидывая.