— Прибавь скорость!

Польщиков нажал на газ, и машина рванулась вперед. Миновав два почти безлюдных селения, она выскочила на луга, где белели рубахи косцов и разноцветные платья ворошивших сено женщин.

— Колхоз, товарищ капитан! — Польщиков кивнул головой в сторону крестьян: — Ишь, всем скопом косят.

— Колхоз? — переспросил Железнов и ниже опустил стекло машины. Он слышал, что в этих местах Западной Белоруссии уже организуются колхозы. Ему хотелось поговорить с колхозниками, узнать их настроения — ведь двух лет еще не прошло с тех пор, как люди здесь стали жить по-новому.

Увидев машину, женщины приветливо заулыбались. Прекратили работу и косцы. Они стали размахивать своими соломенными шляпами. Польщиков снял пилотку и тоже помахал ею в окно.

— Зазевались, товарищ сержант, — с досадой сказал Карпов. — Загляделись — и не туда повернули.

Польщиков надел пилотку, мягко затормозил и дал задний ход. Машина забуксовала.

— Виноват... Видите, дорожка узенькая, развернуться негде, топь кругом! — сказал он смущенно. — Придется уж вам на минутку выйти.

Не успели командиры выбраться из машины, как к ним по скошенному лугу уже неслась ватага ребят.

Заслоняясь руками от солнца, косцы внимательно глядели в их сторону. Седоватый, тщедушного сложения крестьянин в вышитой рубахе, воткнув косу в землю, зашагал вслед за ребятишками. За ним двинулись к машине и другие.

Подойдя ближе, щупленький крестьянин растолкал ребят и, улыбаясь, по-солдатски приложил руку к старой, засаленной военной фуражке:

— Здравия желаю, товарищи командиры! Не хотите ли махорочки? — Он потряс в воздухе черным кожаным кисетом.

Яков Иванович протянул ему портсигар. Крестьянин взял папироску, сказал «спасибочко» и сунул ее за ухо.

— Чего ж ты за ухо положил? Кури. — Яков Иванович снова протянул портсигар.

— Нет, дорогой товарищ командир, сперва махорочку, а вашу папиросочку потом, все равно как на сладкое.

— Бери, дружище! Кури досыта!

Крестьянин, видимо, был шутник и балагур. Он пятерней разгладил свои большие отвислые усы и остренькую бородку, взял еще одну папироску, прикурил и, хитро сощурив глаза, выпустил на молодуху кольца дыма.

— Ах, бабоньки, какая приятность! Что тебе ласка девичья! Медом пахнет и голову дурманит.

Крестьяне обступили командиров.

— Не уезжайте! Оставайтесь у нас! — выкрикивали бойкие девчата.

— Груняша, вон тот, длинный, здесь часто верхом на сером коняке ездит, — показала одна из них на Карпова. — Помнишь, позавчерась он у Наташки молоко пил?

— От судьбы никак не уйдешь! — изрек балагур. — Ваша, товарищи командиры, на сей момент судьба здесь задержаться и с нами покалякать. Гляньте-ка, машина-то в канавку задком притулилась и чихает! А ну, ребята, живо вытянуть машину!.. — крикнул он мальчишкам.

Детвора с гиканьем бросилась к увязшей «эмке».

— Вы теперь колхозники? — спросил Железнов.

— Так точно, товарищ полковник! Из колхоза «Семнадцатое сентября», — ответил за всех тот же длинноусый. — А я здесь гостюю у тестя, Апанаса Хвилимоновича. — Он протянул руку, показывая на седовласого деда, усевшегося на большом камне. — Приехал из Рязани передать им опыт нашего колхоза: первый год у них колхоз-то...

Он хотел еще что-то сказать, но его перебили. Каждому хотелось поговорить с военными.

— Смирно! — гаркнул длинноусый. — Гражданочки, коли начальство, хотя и штатское, докладает полковнику, то вы должны молчать и слушать. А то затрещали, стрекотухи...

— Вы, наверное, старый солдат? — спросил Яков Иванович, залюбовавшись его выправкой.

— Унтер-офицер сто сорок восьмого Каспийского пехотного полка Дементий Дементьевич Дмитрук. Кабы не тиф, товарищ полковник, был бы я в Красной Армии еще в восемнадцатом году, а так в нее вступил, только когда на Варшаву пошли.

— Службу еще не забыли?

— Ну что вы, товарищ полковник! Кажется, только команду дай, и я — ать-два! Я и ребят этому обучаю: ведь на границе живут. — И, повернувшись к ребятам, помогавшим вызволить машину из беды, Дмитрук гаркнул: — А ну-ка, Фрол, ко мне!.. На носках!

Паренек лет тринадцати с граблями в руках выбежал вперед.

— Слушай мою команду!.. Нос выше! Брюхо подбери!.. Гляди на меня браво. Вперед! Коли! Кругом! Коли! От кавалерии — закройсь, по всаднику — коли!

Паренек выбросил грабли вперед, как винтовку, и стал делать выпады, повторяя за Дмитруком: «Ать-два, ать-два...» Вот он вскинул грабли вверх, как бы пронзая всадника, и застыл, уставившись на конец палки.