— Здравствуй, — пожал он ее руку и, не выпуская, засыпал вопросами: — Как Ваня? В Афонине? Как он встретил Наташу?..

В его отеческой заботе о Ване Ирина Сергеевна почувствовала что-то родное.

— Я слышала, что тебя назначили в корпус.

— Назначили.

— А как же теперь будет дальше?

Фома Сергеевич понял ее.

— А дальше будет просто, — с мальчишеской веселостью заявил он. — Пошли! — И он, взяв ее под руку, повел в дом Железнова.

— Что ты задумал? — упиралась Ирина Сергеевна.

— Сейчас все узнаешь.

Железнова они застали за работой.

— Яков Иванович, я к тебе, как к отцу родному...

— Что такое? Пожалуйста. — Железнов встал и поздоровался с Валентиновой.

— Я серьезно, Яков Иванович...

— Слушаю.

— Я и Ирина Сергеевна уважаем вас. Поэтому перед вами я предлагаю Ирине Сергеевне стать моей женой.

— Очень рад за вас, мои боевые товарищи. Благословляю. Откровенно говоря, друзья, я давно этого желал. Так что помолвку надо отпраздновать.

— Сегодня? Не надо, — остановил его Хватов.

— Почему? Дивизия же во фронтовом резерве, так что нам ничто не помешает. Александр Никифорович, — распорядился он вошедшему Никитушкину, — давай на стол все, что у тебя есть в запасе.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Фельдмаршал фон Клюге принимал отчаянные меры, чтобы остановить наступление Красной Армии в центре группы армий.

Он немало попортил крови командармам, но больше всего Хейндрице.

Но как ни были грозны его приказы, армии Хейндрице, Рейнгардта и даже прославленного «льва обороны» Моделя постепенно отходили.

Геббельс изо всех сил старался своей крикливой пропагандой все это замаскировать выравниванием фронта от Велижа до Гомеля. И действительно, выравнивание совершилось, но не от доброго желания фон Клюге или его командармов и крика на весь мир Геббельса, а от напора войск Западного и соседних с ним фронтов.

«Выравнивая фронт», генерал Хейндрице настолько много в центре повыдергивал войск, что одно корпусное управление оказалось не у дел, и фельдмаршал Клюге забрал его в свой резерв.

Не у дел, в связи с этим, оказалось учреждение Гантмана. Оно за ненадобностью прикончило свое существование в Дубровне.

— Фройлейн! Живо к шефу! — прокричала в дверях Даша.

— А что такое? — поинтересовалась Вера.

— Наш «Каффехауз», — Даша сложила руки крест-накрест, — капут!

Эта весть настолько придавила Гантмана, что он даже не поднялся с кресла, которое всегда возил с собой. В избу гурьбой ввалились женщины, а следом за ними, галдя, пришли и мужчины.

— Битте, — вяло провел он рукой, указывая на скамьи, тянувшиеся вдоль всей стены и у стола.

— Фройлейн унд манен! Майн кафехауз будут закрывать, — рубил Гантман ладонью. — Ошень шлехт!

Переводила Даша.

— Шеф благодарит за службу. Но, как ни печально, он вынужден всех вас рассчитать.

Те, кто служил ему верой и правдой, звучно выразили испуг. «Удрученно» вздохнула Вера. Глядя на нее, «взгрустнула» и Устинья и даже потянула к глазам передник.

Гантман обвел всех растроганным взглядом. Их скорбь трогала его душу, плачущую о потере столь доходного и безопасного места.

Он уже представлял себя там, вдали, где глухо грохотала канонада.

Вера, всхлипывая, сказала:

— Нас, герр шеф, волнует то, что, как только мы выйдем за Дубровно, нас арестуют, так как у нас нет никаких документов об увольнении, ведь это же фронт.

— Шеф говорит, — перевела Даша, — что каждому будет выдана надлежащая справка.

— Данке! — поклонилась Вера, за ней последовали и все остальные. Эти справки давали возможность двигаться без страха в любом направлении.

Получив справку, Степан далеко не пошел, а, поджидая Веру, сел на скамеечку в саду сгоревшей усадьбы.

— Степан, ну как? — подсела к нему Вера.

— Хочу, Юлия Петровна, податься к своим. Чтоб по-настоящему схватиться с этим фашистским зверем. Душа горит, а рука меча просит.

— И куда решил податься?

— В болота Осинторфа. Там всю войну наши партизаны властвовали. Да и я по ним соскучился.

— Хороший ты, Степан Глебыч, человек, но и прекрасный разведчик. У тебя все здорово получается. Так что давай. — Вера хлопнула его по плечу. — Разведка — это тоже разящий меч! Ну как?