упадающею, — пишет, например, Максимович, — везде она то

восходит, то нисходит по ступеням своего бытия».

«Природа, — по словам Максимовича, — из простой является

многосложною, разнообразною и переходчивою».

Такие высказывания, которых можно бы набрать еще

целый ряд, бесспорно говорят о том, что Максимович

стоял на эволюционной точке зрения, принимая

эволюцию как универсальный закон жизни природы. Видно

также, что он подводил под это понятие явления как

110

прогрессивного, так и регрессивного метаморфоза,

наблюдаемые в природе.

Этот общий принцип Максимович прилагал и к

растительному миру — к области систематики растений,

которой он с увлечением занимался. Он смотрел на

растительное царство «как на единое древо растительной

жизни», поэтому все искусственные системы для него

были неприемлемы. Разобрав в своей ботанической

диссертации «О системах растительного царства» (1827)

различные системы растений — от Цезальпина до

шведского ботаника Фриза, русский автор не был

удовлетворен ни одной из них. Причина его неудовлетворенности

в том, что ни одна из этих систем, не исключая и

естественной системы французского ботаника Антуана

Лорана Жюссье, не является подлинно филогенетической,

т. е. не отражает в полной мере идею родственной связи

между отдельными группами растительного мира.

«Истинная система, — пишет Максимович, — должна,

начав с низших растений и преследуя их, восходить

к высшим... Система должна показать значение каждой

части, изобразить развитие целого растительного

царства». Это как раз та задача, которую в это время или

несколько позднее старался разрешить другой русский

ботаник П. Ф. Горянинов, сведения о котором читатель

найдет выше.

Максимович считал, что задача построения филогении

растительного мира является идеалом для всякого

прогрессивного ученого. К сожалению, этот идеал пока

еще далек от осуществления. Труды

ботаников-систематиков, разрабатывающих, подобно Фризу, основы

естественной системы, Максимович сравнивает с «зарей,

предвещающей ясный день истинной системы». «Ясный

ли будет день, — пишет Максимович на своем образном

языке, — справедливы ли будут мои приметы? Это

покажет время».

Таким образом, Максимович, будучи трансформистом

по своему строю мыслей, в то же время совершенно

ясно понимал трудность построения филогенетической

системы. Самому ему такой системы построить не

удалось, но он с надеждою ожидал грядущего «ясного

дня».

Как представлял себе Максимович процесс

изменения растений, в результате которого получаются новые

111

формы, дающие начало новым видам? Мы находим

у него по этому поводу некоторые очень интересные

соображения: «В строгом смысле в природе не бывает и

двух особей, точь-в-точь одинаковых. Но когда они

вырастают под различными условиями внешними, то бывают

значительно различны (разрядка моя, — Б. Р.), и

тем более, чем более различны оные условия. Таким

образом климат и почва производят естественные

разности (разрядка моя, — Б. Р.), коим подвержены

наиболее растения, рассеянные по большому

пространству земли и растущие на почвах разнообразных».

«Но еще более разнообразится вид, — продолжает

Максимович, — от искусственного воспитания, когда

растения выращиваются в неестественных обстоятельствах.

Такого рода разности составляют предмет и заботу

садоводства, цветоводства и огородничества.

Произведенные воспитанием разности обыкновенно размножаются

делением стана их на частные особи (корнями,

луковицами, глазками, отводками и пр.). Но при посеве их, и

особенно в почву нетучную, приметы, составляющие

разность, теряются... Но есть еще разности вида, давно

происшедшие, через многие поколения продолжавшиеся

(вероятно, при одних и тех же условиях внешних) и до

того усвоившиеся растению, что сделались