— Да, задумка с головой, скатившейся в воду, была гениальной, — хмыкнул Дремин. — Иначе объяснить ее исчезновение было бы трудно. Значит, Мечев — тот, кого мы искали все это время?

— Да. Поэтому архитектор выбирал только мосты, которые строил. Остальные были ему неважны. О них должны были позаботиться другие — те, кто их проектировал. Не знаю, может быть, Кали принимает жертвы только от непосредственных участников стройки, или Мечев сам так решил, но кровью он кропил лишь мосты, к которым приложил руку.

— Я чувствую себя лошарой, — признался Дремин. — Этот парень нас обставил.

— Но теперь все наконец встало на свои места. — Самсонов взглянул на часы: было полдевятого утра. — Кроме одного. Карина все еще у Мечева. А до жертвоприношения осталось полтора часа.

Дремин покачал головой:

— Я и говорю: Козерог нас обошел. Мы не знаем ни где Мечев, ни где твоя Карина. А до десяти утра осталось… ну, ты сам понимаешь.

— И никаких зацепок, — кивнул Самсонов. Слова прозвучали раздраженно. — Я знаю это, но на ум не приходит ни-че-го! Я понятия не имею, за что браться, где искать. — Следователь вдруг задохнулся: волна нервного напряжения накрыла его, в глазах потемнело, и он на несколько секунд потерял сознание. Очнулся Самсонов от того, что Дремин хлестал его по щекам.

— Хватит! — прохрипел следователь, открывая глаза и озираясь.

— Блин, ты чего?! — В голосе Дремина слышался страх. — Валерка, что случилось?!

— Откуда я знаю?! — Самсонов оттолкнул склонившегося над ним Дремина и сел. Он был на полу — видимо, потеряв сознание, свалился с кресла. — От недосыпа, наверное.

— Слушай, так нельзя! — Дремин вытащил из кармана пачку сигарет и принялся рыться в одежде в поисках зажигалки. — Ты ж себя угробишь!

— Что я должен, по-твоему, сделать? Лечь баиньки? Помедитировать? — не удержался от сарказма Самсонов.

Дремин помог ему подняться. Когда следователь сел на диван, Дремин отошел к окну, приоткрыл его и закурил.

— Мы не сможем помешать Мечеву! — прошептал Самсонов, глядя на коллегу. — Ты это понимаешь?

Дремин не обернулся. Он стоял и курил, выпуская дым в окно, но ветер загонял его обратно.

— Слышишь?! — повысил голос Самсонов.

— Да! — отозвался следак. — Не сможем, я знаю. Теперь и ты это осознал. Полегчало?

Самсонов откинулся на спинку дивана и зажмурился. Веки были горячими и воспаленными — результат недосыпания. Он не стал говорить, что понял это давно, — просто не находил сил признаться себе в этом окончательно.

Самсонов представил Карину и архитектора — двоих в заброшенном помещении какого-то цеха, где убийца оборудовал свой дьявольский алтарь. Невозможно угадать, где устроится Козерог, но остается шанс, что это произойдет в одном из зданий, которые полиция взяла под наблюдение. Скоро десять утра, и преступник должен подготовить место действия: доставить жертву, подключить электричество, проверить, работает ли утилизатор.

Самсонову пришло в голову, что, даже если Мечеву удастся убить Карину, обагрить ее кровью мост будет трудно, ведь его будут там ждать — до тех пор, пока он не явится.

— Мне вспомнился грим, обнаруженный дома у Лукина, — сказал он.

— А что с ним?

— Его Мечев мог раздобыть у Пьера. Он ведь в клубе работал, а там этого добра полно: я видел, когда мы разговаривали со стриптизершами.

— Да, все сходится, — равнодушно согласился Дремин.

Самсонов вздохнул:

— Когда мы ехали брать Мечева, тоже все сходилось, и когда ехали за Лукиным, сходилось. А вот теперь…

— Бог троицу любит. На этот раз ты загадку раскусил.

Самсонов покачал головой:

— Но не узнал главного!

— Может быть, Козерог пришлет тебе письмо. С подсказкой.

— Зачем?

— Ну, захочет поиграть.

— Нет, не пришлет.

— Откуда ты знаешь?

— Сейчас для него важнее всего принести жертву Кали. Он не пойдет на риск. Возможно, потом и захочет поглумиться, но сейчас он не высунется, пока не убьет.

— Может, он еще попадется, — сказал Дремин. — Наверняка место, где он решил устроить жертвоприношение, уже взято нами под наблюдение. Возьмем его тепленьким.

Самсонов промолчал. Ему просто нечего было сказать. Конечно, судьба Карины волновала Дремина куда меньше, чем жизнь дочери Башметова. Особенно после того, как они выяснили, что девушка связана с убийцей.

Мечев сел на пластиковый стул и взял в руки маленькую бронзовую фигурку козы. А может, козла. Это не имело значения, ведь это животное символизировало двойственную натуру. Мечев поставил козу на ладонь и невольно залюбовался ею.

Кали — вот кто понял его. Темная богиня, вампирша и в то же время — покровительница плодородия, изобилия, круговорота плоти. Она была началом и концом, жизнью и смертью — циклом существования.