явным любопытством. Судя по всему, ждал, когда я заговорю. Но я не мог

оторвать глаз от всего, что попадалось на пути. Ведь мои познания сельской

жизни оставались как раз на уровне теленка и ягненка, которых зимою вносили

в избу. Я живо представлял себе коровьего отпрыска, уютно подремывающего в

углу на соломе, а по утрам облизывающего своим розовым язычком протянутую

ему дедушкой ложку Облизывал паршивец и засов, и дверные ручки. Я и теперь

отчетливо слышал во всех интонациях мамин голос, наставляющий нас: "Не

чешите ему лобик, бесенята!.. Чего доброго, научите пыряться!"

Алексей Иосифович сдувал пепел с сигареты и все время скашивал глаз на

меня. Я же ждал, когда он скажет еще что-то. Видел, что он собирается это

сделать. Так оно и было. Выбросив окурок, он спросил:

– Ну, что бы ты ответил этому "разбойнику" желтой прессы?

– Мне кажется, я оставил бы без ответа вопрос "разбойника"!
– сказал я

совершенно искренне.

– Так собирался поступить и я, - улыбнулся Шеремет.
– А вот работница

фермы не стала отмалчиваться. Она в свою очередь спросила настырного

иностранца: "Скажите, вы взяли бы меня в жены, если б увидели меня на ферме

всю в навозе?"

"Разбойник" вытаращил глаза; какая, мол, связь между тем и другим?

"Самая прямая, - ответила бойкая бабенка. - Прежде девчата наотрез

отказывались идти работать на ферму. Боялись, что парни не пригласят их и на

танцы в клуб, не говоря уже о том, что не возьмут в жены: кому ж захочется

обнимать девушку, от которой пахнет и навозом и парным молоком?! На старых

фермах не было ни душа, ни туалетного душистого мыла Да его и дома не было,

а чего уж там говорить о ферме! Запахи коровников - так когда-то назывались

эти фермы - казалось, проникали во все наши поры!"

– Ну, что скажешь, академик? Вот ведь, плутовка, как ловко обратила

поэзию в прозу. Ткнула носом зарубежного писаку прямехонько в самую суть

вопроса. И не лгала, не юлила, не уходила в сторону от острого разговора.

Хорошо, современно звучит слово "оператор,", пришедшее на смену всем этим

"скотникам", "телятницам", "свинаркам", "птичницам". Но одной нехитрой

заменой слов проблемы не решить. Нужно было понять главное. А главное

состояло в индустриализации животноводства, в машинах, которые бы избавили

человека от соприкосновения с навозом и от всего того, что делало работу на

фермах "непрестижной", - так, кажется, пишут в газетах некоторые журналисты?

Престижная - непрестижная! Откуда, из каких таких щелей повыныривали

подобные словечки?! Голь на выдумку хитра, а пишущий брат на новые

словечки!.. Ну да бог с ними, с журналистами!- Сложные механизмы, вся эта

механизация и автоматизация, пришедшие на фермы, произвели там подлинную

революцию. И не только в смысле экономическом - они потребовали

высококвалифицированных рабочих, то есть людей образованных. Вот это-то и

сделало работу на животноводческих фермах престижной - видишь, и я не

обошелся без того, чтобы не употребить этого "новейшего" слова!.. А

молодежь, как известно, любит иметь дело с техникой вообще, а со сложной - в

особенности. Она пришла к ним, что называется, на дом, в деревню, в село -

зачем же бежать в город, на завод, на фабрику. И не на одни фермы пришла, а

и на поля, на виноградники, в сады и огороды. Не будь сложнейшего

современного оборудования на животноводческих комплексах, многозначительные

вывески вроде "Фабрика мяса" или "Молочная фабрика" ничего, кроме кривой

улыбки, не вызывали бы у людей. Не увидели б на тех липовых фабриках парней

и девчат. Теперь не прочтешь в газете и фельетона, в котором рассказывалось

бы об агрономе, торгующем в городе газированной водой. Агроном находится

там, где ему и полагается находиться: на виноградниках, на полях и

совхозно-колхозных огородах и садах. Так-то вот, дорогой-москвич!..

Чувствовалось по всему, что Шеремет твердо и основательно стоял на

земле, а из-под моих ног она убегала. Нельзя сказать, что я ничего не слышал

об индустриализации сельскохозяйственного производства, обо всех этих

расчетах и хозрасчетах, о рентабельности и нерентабельности, о той же