покрываться инеем. И других перемен в себе не видишь: ни новых морщин на

лице, ни углубившейся складки на переносице. Не замечаешь, как стареют

родители, как растут собственные дети. Но стоит лишь расстаться на более или

менее длительное время человеку с человеком, отцу с сыном, скажем, матери с

дочерью, при новой их встрече эти перемены становятся так разительно

очевидны, что люди не удерживаются, чтобы не воскликнуть хотя бы про себя:

"Ну и ну!"

Сейчас меня изумили не только следы, оставленные на лице дорогого

человека временем. Удивила его манера курить. Курил он и теперь очень много.

Но зачем-то разрывал сигарету пополам, одну половину выкидывал. Непонятно

почему после каждой затяжки дул на горящую часть. И еще: Шеремет научился

сам водить машину, сидел за рулем, и не видно было, чтобы придавал этому

какое-то значение. Так, похоже, привык к шоферскому ремеслу, что был уже

совершенно равнодушен к нему. Рассеянно вертел на одном пальце ключи от

автомобиля и поглядывал на меня со своей хотя и мягкой, но ироничной

улыбкой:

– Ну, академик, вернулся наконец?

– Вернулся, Алексей Иосифович.

– А ко мне, знать, не хочешь заглянуть? Потупившись, я молчал. И что я

мог сказать?

Сослаться на плохую дорогу? Но это можно было поздней осенью или

весной, но не сейчас. И вообще такая ссылка была бы совершенно

неубедительной для проницательного человека. Она годилась разве что для меня

одного, поскольку давала хоть ничтожную возможность угомонить собственную

совесть.

– Когда у вас кончается отпуск? Вы еще не устали от столь длительного

отдыха?

– Я не в отпуске, Алексей Иосифович... Я нахожусь в резерве.-

– Ишь как мы разбогатели кадрами! Оказывается, и в Кишиневе завелся

свой резерв!

– Жду вот вызова. Если там не забыли про меня совсем.

– Не думаю, что забыли. Хорошо, что не перевели в группу лекторов.

Резервистов всегда засовывают туда. Разъезжают по районам со своими лекциями

до тех пор, пока в каком-нибудь райкоме или райисполкоме не освободится для

них кресло.- Как это там у Остапа Вишни?"

– Что?
– не понял я.

– Кажется, он называл это "хором лекторов".

– Нет, "хор уполномоченных". Мне думается, так.

– Ты прав. Теперь вспомнил: "хор уполномоченных". Ну что ж, на смену

этому пришел, видно, "хор резервистов"...

– Мне, Алексей Иосифович, чтобы попасть в этот "хор", не хватает самой

малости: подходящего голоса и музыкального слуха!

– Заскромничал?!
– Шеремет расхохотался.
– А начальники разве могут

быть без хорошо поставленного голоса и выверенного слуха?..

На вершине холма, по ту сторону долины, вызмеилась длинная вереница

машин, явно направляющаяся к фермам. Кортеж сопровождался мотоциклистами -

они первыми подкатили к широким воротам. В новенькой милицейской форме,

тщательно выбритые, в белых перчатках, как на параде, эти добрые молодцы

первым долгом стали высматривать подходящее место в тени деревьев.

– Пошли, Фрунзэ!.. Видишь, гости к нам пожаловали! - улыбнулся

Шеремет.

– Я, Алексей Иосифович, не так одет, чтобы встречать высоких гостей.

– Пошли, пошли. Мы на ферме, а фраки и смокинги коровам, кажется, ни к

чему.

– Хотел бы все-таки знать, Алексей Иосифович, что это за делегация?

– А еще москвич, столичная штучка! Ты что же, газет не читаешь, не

смотришь телепередач?..

И газеты я читал, и программу "Время" смотрел и слушал от начала до

конца. Не далее как вчера по телевизору показывали французскую делегацию.

Она разъезжала по Молдавии и вовсю расхваливала нашу республику. Известно,

французы. Народ галантный, вежливый и предупредительный. Отвалили целую кучу

комплиментов. Ежели им верить, то гостям понравилось у нас решительно все:

сады, виноградники, чистота на полях Глава делегации изложил и свой принцип

оценки чужих достопримечательностей и успехов. О культуре любого народа он,

оказывается, судит не по книгам, театрам и картинным галереям, а по

количеству докторов, кандидатов наук, аспирантов и студентов на тысячу душ