Я ему намял бы кости,

Сам-то я небось, намят!..

Ох, как лапы-то болят!»

Пнул его слегка Пэкала:

«Мордарыло! Не пристало

Ныть тебе, мой птенчик гордый,

Криворожий, кривомордый!

Не идет тебе нытье —

Званье береги свое,

Скрой от всех, что ты ослаб,

Не кажи намятых лап!

Мигом мы тебя излечим!»

«Мне дышать, родные, нечем!

Сердце ёкает в груди!»

«Сердце? Сердце!

Ты гляди —

Это радостная весть:

У поганца сердце есть!

И ведь он не лжет, поди, —

Сердце… Ну, милейший, жди:

Там, на горке, воздух — чудо!

Мы тебе, дружок, оттуда

Много воздуха… надуем,

Ибо сами негодуем —

Как же это, как же так:

Враг забросил вас в овраг,

И в овраге, против правил,

Вас без воздуха оставил!

Ну так вот, дружок, любя

Уж надуем мы тебя!

Воздуху, любезный, жди,

Никуда не уходи,

Видишь — нынче небо в звездах,

На него, дружок, гляди,

Ты внимательно следи —

Вдруг с небес польется воздух!

Понял ты, хвостатый пень?

Так лежи и час, и день…

Ну, никак не больше двух,

Трех, от силы — четырех…

Отдых — он всегда неплох, —

И потом вздохнешь ты — ух!

Ну, а мы пошли, пастух».

«Как пастух?» — Взорвался вдруг

Полудохлый Мордарыло:

Злоба в нем заговорила.

«Понимаю — ты гайдук!

Так узнайте месть мою —

Я сейчас же вас убью!

Ох!

Хоть я и вовсе плох —

Раскусил я ваш подвох!»

Велика у зверя сила!

Прыгнул злобный Мордарыло,

Покатились с ним в овраг

И пастух, и весельчак.

Смял, скрутил в поганых лапах,

Издавая смрадный запах,

И клыки о камень точит —

А Пэкала знай хохочет:

«Ой-ой-ой! Мой ангел кроткий!

Ужас, как боюсь щекотки!

Ты зачем меня щекочешь?

Поиграть со мною хочешь?

Я в твоей, дружочек, власти —

Хоть порви меня на части,

Но такой не нужно страсти

И такой пыхтящей пасти.

Что ты, Рыло, дышишь тяжко?

Нешто ты оглох, бедняжка?

Отпусти, добром прошу,

Я тебе убавлю лоску —

Враз тебя я удушу,

Коль попортишь мне прическу!

Но не слышит Мордарыло,

Злоба в нем заговорила.

«Вас не отпущу, пока

Не расплющу гайдука,

Буду ждать до зорьки ранней,

Уничтожу дух чабаний!»

«Будь по-твоему, дурак,

Сам себе ты, видно, враг,

Но втяни свой мерзкий коготь

И не смей хоть парня трогать!

Ты еще не знаешь многого:

Он идет в Чубэрье логово,

Он не ест телячьих почек

И не кушает котлет:

Он, любезный наш дружочек,

Яростный чубэроед!

Сам не видишь, что ль, каков

Пожиратель гайдуков!

Отпусти его, зараза!»

Вылупил четыре глаза

Вихря Черного слуга,

Поднял лапы и рога,

Андриеша отпустил,

Но, в приливе свежих сил,

На Пэкалу всею тушей

Вновь насел.

«Чудак, послушай!

Как тебе не жалко лап?

Постарел ты,

Сник,

Ослаб…

На тебя взглянуть — мученье!

Нужно, друг, тебе леченье,

Прекратим твои мытарства

И, отвергнувши коварство,

Сделаем тебе лекарство!

Травка в этих есть горах,

Высоко — ну просто страх!

Сделать из нее настой

(Прямо скажем, непростой)

Да тебе хлебнуть глоточек —

Вновь окрепнешь, мой молодчик,

Оживешь, как прежде, — чудо!

И — смотаешься отсюда.

Этот я настой, понятно,

Подарю тебе бесплатно,

Вновь вернусь в твои объятья, —

И ответ готов держать я,

Все грехи мои замаливать,

Ни один с себя не сваливать,

Проводить с тобой года, —

Можешь съесть меня тогда…

Что, не веришь?

Почему?»

«Грр! Хрр! У-у-у-у! Ммму-у!»

«Что мычишь ты, как скотина?