— Не везёт лишь тем, кто идёт против воли Божьей, — строго сказала королева, — не стоило начинать поход против Англии. Филипп ошибся. Ветер дует против глупцов, возомнивших себя хозяевами на этой земле. Мы им укажем на их истинное место.

Дадли в который раз посмотрел на Елизавету с восхищением. Конечно, следы времени были заметны на её лице, но талия оставалась такой же тонкой, как и в юности, глаза также сверкали, выдавая настроение их обладательницы. И сегодня Елизавета могла пройти пешком огромное расстояние, не запыхавшись. Она любила разговаривать на ходу о важных государственных делах с помощниками и послами. Те задыхались, кашляли и молили Бога, чтоб королева наконец остановилась. Она могла скакать на лошади, переводить с латыни и греческого страницу за страницей.

— Говорят, испанский король из Эскориала не выходит, не покидает его ни на минуту, — продолжила Елизавета, — он как серая мышь, нет, как крыса снуёт по комнатам дворца и плетёт свою паучью сеть. Да, Филипп — не мышь и не крыса, — королева засмеялась, но смех её внушал страх, — он — паук. Он распространяет слухи, ты говоришь. Но слухи не есть победа. Мы тоже не молчим. Наши послы рассказывают правду о положении дел в Ла-Манше. Впрочем, французам должно быть хорошо видно со своего берега, что происходит.

Елизавета помолчала. Она рассеянно перебирала бумаги, лежавшие у неё на столе. Ничто не нарушало тишины, установившейся в комнате. Лишь пение птиц, да крики людей, доносившиеся из открытого окна, доказывали, что не весь мир почтительно ждал, когда королева соизволит продолжить говорить.

— В сентябре на мой день рождения я обязана преподнести себе самый дорогой подарок, — Елизавета улыбнулась, — я произнесу речь в честь победы над Испанией.

— Раз ты этого хочешь, то так оно и будет, — кивнул Дадли.

— Ты завтракал? — спросила Елизавета, неожиданно меняя тему.

Быстро сообразив, что от него требуется, граф ответил:

— Нет, не успел. Торопился к Вашему Величеству.

— Что ж, оставайся. Поедим вместе, — королева вызвала слугу, — накрывайте на двоих.

Противиться воле Елизаветы граф Лейстер и не думал. К тому же кормили во дворце прекрасно. Королева была известна умеренностью в еде, но это вовсе не нарушало заведённый порядок: все перемены блюд соблюдались, сервировка была безупречна. По большому счету, не имело значения даже то, сколько человек садилось за стол. Еды бы с лихвой хватило на целую эскадру.

Ранним утром над проливом стоял туман. Дым рассеялся, но туман не давал как следует разглядеть даже близстоящие корабли. Голова раскалывалась. Антонио вылез на палубу в плохом настроении. Помимо того, что у него болела ушибленная голова, желудок так же не давал покоя. Запасы нормальной еды у знатных вельмож подходили к концу, так как пополнить припасы просто-напросто было негде. Раньше шторм действовал на желудок, теперь качество пищи и воды.

Де Лейва ходил по палубе хмурый.

«Ага, не один я проснулся в недобром расположении духа», — заметил Антонио и подошёл к дону Алонсо.

— Как твоя голова? — заметив Антонио, без всякого приветствия спросил де Лейва.

— Болит. А как дела у Армады? — молодой человек попытался сосредоточиться на вещах более важных, чем его здоровье.

— Боюсь, хуже, чем ты себе представляешь. Иначе, как и я, не спал бы всю ночь, — усмехнулся дон Алонсо, — латаем пробоины. А главное, от нас отбилось три корабля. Им не догнать Армаду. Судя по всему, у них там большие проблемы. Лёгкая добыча для англичан.

— Надо идти их спасать! — вскричал Антонио. — Мы не должны оставлять товарищей в беде! Почему не идут им на помощь?

— Герцога интересует лишь золото. На «Нуэстра Сеньора дель Розарио» часть казны. Медина-Сидония отправил за ней паташ. И всё! Никакого спасения — мы, мол, сейчас не можем себе позволить ещё один корабль отделять от Армады. Паташ был готов кроме казны взять на борт командующего Андалузской армадой и нескольких знатных вельмож, находившихся на «Нуэстра Сеньора».

— И что?

— Они отказались покидать корабль, — сурово ответил дон Алонсо, — а как иначе? Оставить моряков и солдат, служивших тебе верно и преданно? Нет, только погибнуть вместе с ними. Но дон Педро Вальдес золото тоже не отдал.

К полудню туман рассеялся. Стало очевидно, Армада с трудом вновь выстраивается в полумесяц. Приказ герцога гласил: не отставать от основных сил любой ценой, пострадавшие в бою судна отправить в центр. Эскадры, противясь ветру, не способствовавшему перестроению, выполняли указание Медина-Сидонии. Паташи, подскакивая на волнах, перевозили письма от капитанов и командиров эскадр, а главное, золото с тех кораблей, которые были в наиболее плачевном состоянии. Отставшие три судна догнать Армаду пока так и не смогли.