Шрифт:
— Речь идет о кораблях, незаконно уведенных Врангелем в Бизерту. Мы благодарны вашему превосходительству , что вы без всяких проволочек разрешили комиссии народного комиссариата по военным и морским делам въезд во Францию для технического осмотра кораблей. После заключения комиссии Советское правительство, вступив во владение кораблями, решит, какие вернутся на родину, какие — в иностранные порты для ремонта и продажи. Нам очень интересна ваша точка зрения.
— Я согласен, — поспешно ответил Эррио. Даже с некоторым облегчением, ибо ждал другого вопроса. — Пусть ваша комиссия договаривается с нашим адмиралтейством.
— Благодарю, — Красин переходит к важному вопросу, ибо речь пойдет о престиже Советского Союза: — Считаю обязанным затронуть следующую проблему, господин премьер-министр. В печати имеется информация о недавнем обращении контрреволюционной части русской эмиграции к правительству Франции с просьбой о создания особого учреждения для защиты своих интересов. Мы решительно настаиваем на ликвидации любых белоэмигрантских организаций, старающихся присвоить себе функции русских консульств.
— С подобной просьбой обращался посол Маклаков, — не ушел от прямого ответа Эррио. — Мы объявили, что на территории нашей страны законы дают надежную защиту гражданам. И эмигрантам, получившим право убежища, в том числе. Поэтому нет необходимости в создании еще одного, особого учреждения.
— Ваше разъяснение я с удовлетворением принимаю, господин премьер-министр. Еще раз благодарю.
— Все это весьма не просто, — произносит вдруг Эдуард Эррио с полной откровенностью, точно забыв, кто перед ним: — Определенные силы оказывают давление на правительство. Визит Чемберлена осложнил вопрос о передаче кораблей. Наши высшие морские чиновники настроены против. Все это мы должны учитывать, господин посол. — Он встал, давая понять, что аудиенция закончена. И так сказал этому русскому много лишнего.
Через две недели, в конце декабря, Эррио снова принимал Красина по его просьбе. Обсуждался вновь вопрос о флоте, передача которого задерживалась. Премьер-министр был озабочен, казался расстроенным, усталым. И не смог скрыть этого. Зная ситуацию, складывающуюся в стране, Леонид Борисович больше молчал, предпочитая слушать оправдания француза.
— В настоящее время, — тусклым голосом говорил Эррио, — создалось положение, при котором передача кораблей вашей стране, господин посол, несомненно вызвала бы весьма серьезные осложнения. Если мы с вами начнем торопить события, поднимется шумная кампания протеста. Митинги, манифестации, не исключены и запросы депутатов. Затем сенат выражает недоверие правительству. Преждевременная моя отставка вряд ли вам на руку?
— Согласен с вами, — подтверждает Красин. — Нам это совершенно не на руку.
— Скажу больше. Я увольняю морского префекта Бизерты, не выполнившего распоряжений о передаче кораблей. Я обещал их вернуть и сделаю это. Но потерпите неделю-другую. Пусть ваша комиссия едет в Бизе рту, осматривает флот. Когда она возвратится, будет видно, как поступать дальше.
— Благодарю, ваше превосходительство, за прямой ответ. Это сообщение передам Советскому правительству...
Третьего января 1925 года Красин принимал французского посла Эрбетта, отбывающего в Москву. Они обменялись взаимными напутствиями и пожеланиями успехов в укреплении советско-французских отношений. На следующее утро Эрбетт представил Красина Луи Лушеру — человеку, заметному в политической и экономической жизни страны (депутат парламента, министр в недавнем прошлом, богач, член правления двухсот акционерных предприятий), который захотел познакомиться с советским полпредом и обсудить с ним ряд экономических проблем, касающихся обеих стран.
Красин понял: устами Луи Лушера с ним будет разговаривать деловая Франция, прощупывать его, выяснять позицию Советской страны в отношении тех, кто до революции имел свои дела в России, и тех, кто был собственником русских государственных займов. Камнем преткновения стала эта проблема еще на Генуэзской конференции. Долгое время она определяла позицию Франции, ее отношение к миролюбивой политике Советской России. И вот — новый зондаж. Его проводит бывший министр, нажившийся на мировой войне и оборонных поставках, сохранивший свое влияние в правительственных кругах.
Беседа проходила в гостиной, у камина. Улыбающийся хозяин вышел встречать Красина и Эрбетта. Его сопровождал любимый черный дог. Хозяин мило острил, расспрашивал советского посла о впечатлениях от Парижа, интересовался его ближайшими планами и незаметно переходил к деловой части беседы.
— Главное, господин Лушер, развитие торговых отношений между нашими странами — это моя первая и главная задача.
— Вы, конечно, знаете, что я бывал в России, и имел там свои интересы. Весьма крупные, — Лушер произнес это не без гордости. — Я и сейчас ваш сторонник. Я — за экономическое восстановление России, — он улыбнулся. — С нашей помощью. Вы нуждаетесь в моей помощи, господин посол? Чем могу быть вам полезен?
— Мы бы хотели открыть здесь консульское представительство.
— О! Понимаю! — хозяин оживился. — Консульство — могучий рычаг развития экспорта-импорта. Нужен и Внешторгбанк, субсидирующий торговые сделки, не так ли?
— Вы правы, господин Лушер. Наш «Аркос банк» в Англии — лучшее свидетельство вашей правоты. Банк финансирует весьма обширную обоюдную торговлю.
— Прекрасно! Я прав! Не желаете ли курить, господа? — он легко встал, принес коробку сигар с золотым пояском и канделябр с камина. Зажег свечи. — Курите, господин Красин: отличные сигары, мне их возят авионом с Кубы.