–  Правда, - нехотя признала Маринка. Вот уж действительно, правда - горька.

"Секретик" Маринка увидела после долгого-долгого пути по отвратительно знакомому страшному проходу. Зеленый недобрый свет почти потух и сестры крепко держались за руки, не разговаривая. Пол иногда становился почти горячим, но вскоре жар ослабевал, сменяясь прохладой, почему-то напоминавшей Маринке холодок гранитной плиты на старинной могиле, затаившейся в тени густых зарослей шиповника. А вот у бабушки на могиле росла стройная и очень красивая рябинка, чьи ягоды зимой так чудесно пламенели на фоне заснеженных сосен и берез.

Как и взрослая Марина тридцать лет спустя, они стояли перед недобро подмигивающим желто-зеленым камушком, вделанном в поверхность одного из бетонных столбов, поддерживающих потолок. Впрочем, потолка они уже не видели. В темноте над ними угадывались ворочающиеся черные тучи. Изредка они освещались изнутри зелеными бесшумными молниями, становясь похожими на огромные, налитые желтовато-зеленым гноем нарывы. Столб уходил куда-то в немыслимую высоту, выше даже стеллажей, давно потерявших правильные формы. Металл стоек и поперечин был проржавлен, а на прогнивших полках громоздились горы покоробленного временем и дождями картона. Под ногами хлюпала неопределенная теплая грязь, доходящая до щиколоток.

Марина протянула ладонь к "секретику" точно таким же робким движением, как и тогда, много лет назад. Робость навалилась на нее против ее воли и на секунду она испуганно отдернула руку. В детстве преодолеть страх ей помогло присутствие отважной сестры… и сейчас взрослая королева Марина испытывала те же чувства.

–  Я иду, Иринка!
– тихо сказала она и прикоснулась ладонью к злобно вспыхнувшему огоньку.

Глава 27. О путешествии в царство Грызмага

Они стояли на промерзшей земле. Ноги мгновенно онемели. Наверное, это было к счастью, потому что в окаменевшую грязь намертво вмерзло битое стекло, отблескивающее тусклым выморочным светом. Дул гнилой ветер, раскачивающий корявые ветви давно засохших деревьев, торчащих на мертвой равнине, насколько хватало глаз. Правда, видимость ограничивалась тусклым багровым горизонтом. "Наверное, только где-нибудь на маленьких планетах горизонт кажется таким близким", - подумала Маринка, стуча зубами. Ржавые остовы кладбищенских венков напоминали высохшие скелеты, в хрупких ребрышках которых свистел странно душный и вонючий ветер. Грудами возвышались истлевшие кресты и покореженные могильные памятники с ржавыми звездочками на гнутой арматуре. Низкие тучи убегали куда-то в темноту, словно нечто огромное втягивало их колоссальным мертвым ртом. Неподалеку угадывались щербатые надгробные камни, пропадающие в неверных красных потемках. Мимо прокатился замызганный, посеревший от времени бутон пластмассового гладиолуса, какие обычно оставляют на могилах плачущие старушки.

–  Маринка, - преодолевая тошноту, крикнула сестра, - мы босиком! А тут стекло… и проволока!

–  Вижу, - отозвалась Маринка и почувствовала, как слезы сами начали капать из глаз.
– Ирка, это же кладбище какое-то!

–  Это Грызмаговские штучки, - дерзко выпалила Иринка.
– Он всегда такой… нечестный!

Было странным слышать от Иринки такое. Обе они знали словечки и похлеще. Но, утирая слезы и боясь переступить с ноги на ногу, Маринка поняла, что сестренка абсолютно точно выразила главную черту Грызмага. Разве честно убивать людей, собак и кошек такими ужасными способами? Разве честно, когда маленькая девочка попадает в деревянный гроб, который нельзя открыть, потому что, увидев то, что там лежит, люди с ужасом убегут с похорон? Марина чувствовала себя высыхающей… словно дохлая рыба на берегу… и грязной, как будто ее уже облепили жирные мухи…

–  Мы же будущие королевы, Марина, - на плечи ее вдруг легли теплые сильные ладошки и повернули ее вплотную к сестре, - мы можем править там, где у Грызмага нет никакой силы!

Ветер трепал пижаму, казалось, ставшую вдруг ветхой и грязной, словно ее вытащили откуда-то из свалки старых ненужных венков, там, на окраине кладбища, в овраге. Но глаза Ирины, которые всматривались в ее заплаканное лицо, сияли чистым и смелым светом.

–  Маринка! Это все Грызмаг! Он не имеет над нами власти… мы же все-таки принцессы! Ну? Соберись, давай вместе, а то мне одной не справиться!

Тридцать лет спустя, стоя на этой же равнине, ставшей еще более мрачной и страшной - ведь взрослая Марина видела в своей жизни намного больше смертей и горя - королева Марина ясно помнила эти замечательные глаза. "Эй, Маринка, держись!
– говорили они.
– Грызмаг не злой волшебник и не какой-нибудь король мертвых. Это просто слепой в своей ненависти и в своем космическом одиночестве дух, неуправляемая сила, колоссальное отклонение от нормы!"

–  А норма - это любовь и порядок, - тихо сказала Марина.
– Любовь и есть мировой порядок… иначе бы опустел весь мир!

–  Вместе, Маринка?

–  В… в… вме-сте… - всхлипывала младшая сестра.

–  На счет три?

Вместо ответа она только кивнула головой.

–  Ты всегда была сильнее меня, Иринка, - сказала взрослая Марина и сделала первый шаг. Она чувствовала, как кожа болезненно лопается, проткнутая гнилыми зубьями стекла… но боль была терпимой. "Рожать было намного больнее, долбанный ты Грызмаг!
– со странной гордостью подумала она.
– Слышишь, ты, мрачный могильный червь? Претерпеть боль, чтобы принести в мир новую жизнь, вот, что могут женщины. Любые. Самые простые, даже не королевы! И тебе этого не понять!"

Маленькой Марине эти мысли не приходили в голову. Но тогда их было двое. Тоненькая вначале, а потом все более и более прочная нить связывала их. Маринка смутно понимала, что сестра забирает у нее большую часть боли и почти неосознанно старалась не отдавать ее. И в этой борьбе становилось легче терпеть - не отпуская свою боль, удерживая ее в себе… и все-таки проигрывая в этом своей старшей сестренке, упрямо направляющей поток страданий на себя. Лицо Ирины побелело, губы были плотно сжаты. Ветер рвал на ней волосы, отчего голова Иринки казалась объятой мрачным темным пламенем… но она шла, поддерживая Марину, которая уже не плакала. Черт возьми, это и была магия, самая мощная магия на свете.