Шрифт:
В святой город стекались тысячи паломников. Днем они толклись у мечетей и мавзолеев, молили
аллаха об отпущении грехов. А вечерами, осунувшиеся, валкие, сидели в караван-сараях и чайханах.
Такие посетители приходят каждый день...
32
Но вот стали появляться и другие. Они подзывали Махмуд-бека; ласково и неискренне
расспрашивали его о делах и здоровье. Потом, притворно вздохнув, сожалели о неудачной встрече с
муфтием Садретдин-ханом:
– Аллах нам послал великого человека. Святой отец печется о ближних... Наш благодетель думает о
родине, о нации...
Махмуд-бек соглашался, кивал:
– Да, да... Он великий человек.
Потом, сославшись на занятость, словно мальчишка, убегал к чайникам, к самовару.
Посетителей, сожалевших о размолвке Махмуд-бека с муфтием, о тяжелой, неблагодарной работе
молодого эмигранта, становилось все больше. Они подготавливали Махмуд-бека к новой важной
встрече.
Вскоре в чайхане появился Маджид-бек.
Туркменский курбаши был весел. Он похлопывал по плечу Махмуд-бека, справлялся с делах,
сожалел, что давно не видел хорошего, умного человека.
– Обо всем забудь! Муфтий простил тебя.
– За что простил?
– удивился Махмуд-бек.
– Что я сделал?
– Ну-ну!
– прервал курбаши.
– Зачем вспоминать?
Маджид-бек был плохим дипломатом. Придушить - это он может! А доказывать, убеждать - не его
стихия.
– Собирайся, пойдем... Надо поговорить.
– Куда?
– слабо сопротивлялся Махмуд-бек.
– Надо!
– коротко приказал курбаши.
Сегодня это был совсем другой человек.
– Разве можно обижаться на старика? Эх, молодежь!
Муфтий огорченно покачал головой.
– Садись, садись. Пей чай... Похудел ты. Много работы?
– Да, уважаемый отец...
– смиренно ответил Махмуд-бек.
Садретдин-хан метнул взгляд на туркменского курбаши. Маджид-бек, поклонившись, вышел из
худжры.
– Похудел, почернел... Ох, доля...
– по-отечески причитал муфтий.
– Я скажу, чтобы сделали хороший
плов.
Он выскользнул за дверь так быстро, что Махмуд-бек удивился этой прыти. Сегодня муфтий был одет
проще. В легком халате, простых ичигах, скромной, непышной чалме.
Махмуд-бек оглядел худжру.
Скромное пристанище аскета... Два небольших коврика, узкая лежанка, расшатанный столик, на
котором покоился коран. Стопки книг, журналов, газет поднимались в нише. Махмуд-бек прочитал на
обложках журналов «Ёш Туркестан», «Оташли уй». Последний журнал выходил в Стамбуле.
На той стене, к которой обращают свой взор правоверные во время молитвы, висел флажок. На
зеленом поле золотыми нитями были вышиты полумесяц и многоконечная звезда.
В углу худжры Махмуд-бек заметил переметную суму. Несомненно, это был его хурджун.
– Ну вот. .
– потирая ладошки, вошел муфтий, - посидим, поговорим. Есть о чем нам поговорить.
Первые вопросы были пробными. Муфтий словно прокладывал дорожку. К нужному человеку он
подходил не сразу. А это был необычный прихожанин.
Садретдин-хан рассказывал и о себе, о трудной жизни на чужбине.
– Ты это все испытал. Одному ой как плохо! Нам надо быть вместе...
– Да, уважаемый отец...
– соглашался Махмуд-бек.
– А ты сторонишься...
– Я, хотел, но...
– Ну, хватит, хватит. . - поднял ладошку муфтий. - Не будем вспоминать старое. Пей чай. Что ты
собираешься делать?
– Я хочу скопить деньги и уехать в Турцию.
– Зачем?
– Мне нужно учиться... Потом я буду бороться за родину.
– Турция...
– одобрительно произнес муфтий.
– Турки наши друзья.
– У меня там тоже есть друзья.
– Хорошо, хорошо... Да, - он будто только что вспомнил, - твой хурджун, твои вещи здесь.
– Главное, мои бумаги, стихи...
– Стихи?
– переспросил муфтий.
– Ты пишешь стихи?
Конечно, старик перечитал все стихи, просмотрел книги.
– Пишу, отец...
– Прочти что-нибудь.
– Можно?
– Махмуд-бек кивнул на хурджун.
– Да, да... Бери. Это же твои вещи. Я посылал наших людей. Они нашли курда.