– Не хочется ни с кем встречаться. Когда предстоит важный разговор, лучше сосредоточиться.

Они выбрались из лабиринта узких переулков на большую улицу. Муфтий, наклонив голову, не

обращая ни на кого внимания, шел по краю тротуара. Махмуд-бек спокойно шагал рядом. В тихом

квартале муфтий остановился у богатого особняка. Махмуд-бек с удивлением посмотрел на японский

флаг. Муфтий перехватил этот взгляд:

– Да, сын мой, нас здесь сегодня ждут.

С первых минут стало ясно, что господин Таяхара - профессиональный разведчик. Он не счел нужным

даже прикрыться каким-нибудь дипломатическим званием.

Таяхара был вежлив, но в меру. Он уделил на редкость мало времени расспросам о здоровье

«многоуважаемого муфтия и его замечательного помощника».

В эмигрантских кругах каждый разговор начинается с растянутых, слащавых предисловий.

Собеседники словно движутся в кромешной темноте, выставив ладони, ощупывая стены, без конца

извиняясь перед встречными.

Таяхара, видимо, заранее обстоятельно изучил жизнь муфтия Садретдин-хана. И особенно - его

секретаря. Он был в курсе всех их дел.

Махмуд-бек почувствовал, что японский разведчик, отдавая дань уважения муфтию как одному из

руководителей туркестанской эмиграции, больше присматривается к нему.

Похожее отношение Махмуд-бек ощутил впервые в турецком консульстве, когда получал у Эсандола

паспорт. Без сомнения, японец тоже делает ставку на молодежь.

– Мы видим положение туркестанских эмигрантов, перешел к делу Таяхара.
– Мы всегда беспокоились

о судьбах восточных народов и думали о их будущем.

Муфтий почтительно прижал ладони к сердцу. Махмуд-бек выразил свою благодарность легким

поклоном.

– Тяжела жизнь на чужбине, - продолжал Таяхара.
– Однако если обездоленных людей ведет такой

опытный борец, как многоуважаемый Садретдин-хан...

Снова дрожащая рука потянулась к груди.

– Тогда есть возможность вернуть родину, - заключил японец.
– Мы поможем.

53

Вот она, долгожданная фраза! Муфтий не смог скрыть волнения. Глаза сверкнули, бородка метнулась

вверх. Оп удобней уселся в кресле и даже подмигнул Махмуд-беку: как нас встречают!

Садретдин-хан вступал в очередную сделку.

– Конечно, долг ваших людей не сидеть на месте, клянясь до хрипоты в своей ненависти к

большевикам. С ними нужно бороться молча, но постоянно, упорно.
– Таяхара сжал кулак.

– Я того же мнения, - согласился Садретдин-хан.

– Тогда я доложу в Токио о вашей готовности включиться в активную борьбу против большевиков.

Мнение Токио вам передадут не позже чем через три месяца.

– Мы согласны, - бодро заверил муфтий.
– У нас есть замечательные люди, которые готовы вступить в

борьбу. За ними стоят войска.

– Войска не нужны.
– Таяхара улыбался, словно говорил о чем-то веселом.
– Пока не нужны. Вы не

должны привлекать к себе внимание такими боевыми лагерями, как лагерь вашего человека Фузаила-

сан.

Таяхара произнес имя курбаши с уважительной приставкой. Садретдин-хан не понял, что такое «сан».

Да и думал он сейчас о другом. Ему не нравилась улыбка японца.

– Поймите, - наконец японец перестал улыбаться, - три тысячи всадников не решат судьбу родины.

Нужно готовиться. Фузаил, если говорить откровенно, находится под наблюдением. Ему нужно найти

другое место. Временно. Сейчас он связан.

– Да, связан, - вздохнул муфтий.

На прощание Таяхара предложил муфтию и его секретарю переселиться из караван-сарая в хорошую,

удобную квартиру. Таяхара назвал улицу и номер дома.

– Там один из соседей - русский эмигрант, другой - наш человек. Его зовут Нубутуси. Он лучше меня

владеет фарси.

Это был уже приказ. Таяхара произнес его опять с вежливой улыбкой.

– До встречи, господа. Я был счастлив познакомиться. Надеюсь, мы будем большими друзьями.

Последнюю фразу японец адресовал Махмуд-беку.

Несколько дней муфтий Садретдин-хан был занят судьбой Фузаила Максума. Часто в разговорах

мелькало беспокойство о Кашгаре... Махмуд-бек объединил эти две злободневные темы.

– Может, Фузаилу пока действительно следовало бы поселиться на новом месте? В Кашгаре его никто