Недалеко от узбекской мечети находилось кладбище, но принадлежало оно каратегинцам. Высокие,

сильные люди, выходцы из горных таджикских кишлаков, с утра выстроились вдоль стен. Трудно понять,

в чем дело, почему выжидающе смотрят на толпу молчаливые мужчины, заложив руки за спину. И

вообще, почему на кладбище такое оживление. Почти у каждой могилы стоит человек.

Махмуд-бек поделился сомнениями: стоит ли хоронить Ислама-курбаши на чужом кладбище?

Муфтий Садретдин-хан начал смутно догадываться о предстоящих неприятностях. Но теперь его

было трудно остановить.

– Ислам-курбаши - мусульманин, - скорее себе, чем Махмуд-беку, начал объяснять муфтий.
– Он много

сделал и для этих дураков. Разве Исламу не найдется здесь места? Неужели мы должны почтенного

человека тащить на окраину города?

Махмуд-бек не стал спорить, но счел своим долгом сказать:

– Не нравится мне присутствие полиции. Наверное, Саид Мубошир постарался.

– Он...
– Голова у муфтия тряслась.
– Он, негодник. Предатель. Шпион.

Окружающие поворачивались к уважаемому муфтию. Внимание мусульман подбодрило старика.

– Он ползает в ногах у местных властей. Лижет им руки. Он забыл о своих братьях.

Саид Мубошир стоял в стороне. Чиновник отличался от «братьев» и одеждой, и непринужденной

позой. Он не хотел смешиваться с толпой. Злые глаза бегали по лицам. Саид Мубошир был всегда готов

к подлости. Люди избегали с ним встречаться даже взглядом.

На муфтия Саид старался не смотреть.

– Негодяй, - зло ворчал старик.
– Принарядился... Павлин!

Настало время двигаться на кладбище. Над толпой, колыхаясь, поплыли товут - носилки с

покойником. Темное покрывало резко выделялось над головами в белоснежных и зеленых чалмах.

Поправляя очки, вперед двинулся Курширмат, за ним - муфтий.

Согнутые спины мулл, бывших баев. Шла старость, одряхлевшая, нищая. Шла и опять думала не о

судьбе Ислама-курбаши - о своей собственной.

А на траурную процессию надвигалась стена каратегинцев.

Муфтий вынужден был выступить вперед.

– Братья! Мусульмане! Мы прощаемся с нашим другом, с воином ислама. Чего вы хотите?

От каратегинцев отделился старик, крепкий, жилистый, с черной бородой без единого седого волоска.

Он покачал головой:

– К нам нельзя.

– Почему?!
– взвизгнул муфтий.

– У нас в каждой могиле по пять-шесть братьев. К нам нельзя, - спокойно повторил старик.

Муфтий поднял руки и пронзительно закричал:

– Что же это делается на земле, о всевышний?!

В своей истерике муфтий был жалок.

– Правоверные!
– повернулся он к эмигрантам.
– Нам даже после смерти нет места на этой земле.

Рядом с каратегинцами появились полицейские.

– А-а!
– закричал муфтий.
– Все решено. Все куплено. Все продается в этом мире!

Курширмат невольно попятился назад. Ему не хотелось участвовать в скандале. Этот муфтий,

сумасшедший старик, зашел слишком далеко. Курширмат потянул его за рукав, но Садретдин-хан

вырвался.

– Кладбище не ваше, - не повышая голоса, напомнил сержант.

– Наше место в песках! Рядом с шакалами! Вы слышите, мусульмане?
– надрывался муфтий. Его

взгляд остановился на самодовольной физиономии Саида Мубошира. Правительственный чиновник не

скрывал торжества. Тогда муфтий закричал: - Правоверные! Среди нас враг. Это он вызвал полицию. Он

смеется над нами!
– И, подняв сухонькие кулачки, путаясь в халате, бросился на заклятого врага.

Люди испуганно шарахнулись в стороны. Курширмат, воспользовавшись замешательством,

прижимаясь к стене, торопился выбраться из переулка. Несколько седобородых старцев заметили это

постыдное бегство. Обвиняя Курширмата в низкой трусости, они тем не менее и сами поторопились

вслед за ним. Люди поглупее еще оставались у мечети. Носилки с покойником покачались над толпой и

резко спустились вниз, на землю. Небрежно брошенные на бугорок, они лежали почти набоку, грозя вот-

вот перевернуться.

72

Садретдин-хан подскочил к Саиду Мубоширу и начал бить его слабыми кулаками по лицу. Никто не