– Знаю, знаю, сын мой, он был с вами в трудной дороге.

Салим внимательно относился к каждому жесту муфтия. Несколько раз проверил, хорошо ли

закреплено седло.

– Возвращайтесь, сын мой, - сказал Садретдин-хан уже тверже.
– Возвращайтесь. Уже поздно, а вам

добираться далеко.

Они обнялись. Муфтий слегка похлопал ладошкой Махмуд-бека по плечу.

73

– Вам нужно работать. Учтите мои ошибки. Да, сын мой, я тоже ошибался. Езжайте...

Махмуд-бек подождал, пока две тени не пропадут в темноте, пока не смолкнет стук копыт.

На обратном пути он завернул в караван-сарай. Тяжело скрипнули ворота, пропуская позднего

посетителя. Здесь рано ложатся спать, но окно в конторе Аскарали еще светилось.

Махмуд-бек вернул коня хозяину караван-сарая, порылся в карманах и вытащил деньги. Хозяин

поднял руку:

– Не нужно, господин Махмуд-бек, не нужно. Мы тяжело переживаем отъезд уважаемого муфтия.

Хозяин поклонился. Он хотел, видимо, сообщить потихоньку свое мнение о предателе Мубошире, но

только в отчаянии махнул рукой:

– Вот как случилось...

Хозяин ненавидел Мубошира и очень боялся его.

Об этом мимолетном разговоре Махмуд-бек рассказал Аскарали.

– Вы правы. Теперь из муфтия сделают мученика. А Саид Мубошир никогда не вернется к эмигрантам.

И Рустаму дорога к ним закрыта.

Аскарали очень устал в последние дни.

– Держусь на одном кофе, - признался он.
– Теперь можно будет немного отдохнуть.
– Он потянулся и,

довольный, сказал: - Да-а. Похороны были организованы хорошо. Молодец, Махмуд-бек! А теперь

отдыхать.

У двери Аскарали остановил друга.

– Как дела дома?

– По-моему, хорошо.

– Ну, я рад... Жаль, что ты мало уделяешь времени семье, - Аскарали перешел на «ты».

Махмуд-бек невольно рассмеялся. Аскарали непонимающе посмотрел на него:

– Что с тобой?

– Такую фразу здесь не услышишь. Я вспомнил институт. Разговор старших товарищей: мало

уделяешь времени семье.

Аскарали тоже улыбнулся. Потер ладонью лоб:

– Да, выскочила фраза. Благо здесь никто ее не поймет.

Когда они остаются одни, Аскарали перестает походить на самодовольного преуспевающего купца.

Откуда-то сразу появляются морщины. Они сбегаются к глазам, прорезают лоб. Аскарали будто

чувствует эти морщины и начинает их растирать ладонью.

Об огромной работе своего друга Махмуд-бек ничего не знает. Только догадывается.

Аскарали как-то сказал:

– Увижу тебя и невольно вспомню о нашем крае. Что-то давит здесь, - он провел рукой но горлу, - и

держит. . Черт знает какое состояние. Может, старею?

Он редко рассказывает Махмуд-беку о событиях, происходящих на родине. Его информация до

предела лаконична. Перечислит новые стройки, дороги, города. Аскарали дает только короткую

характеристику...

В эти минуты, пожалуй, выступают самые глубокие морщины.

Сколько лет Аскарали живет на чужбине? А сколько лет жить ему, Махмуд-беку?

– Передал бы привет своей жене...
– вздохнул Аскарали.
– Зайти бы к тебе в гости...

– Еще зайдешь...

– Думаю. Иначе не может быть. Но хватит мечтать. Иди отдыхай. Предчувствую, что скоро развернутся

большие дела.

Азиатские женщины привыкли ждать: когда скрипнет калитка? когда раздадутся шаги мужа? с каким

настроением он вернется домой? Ни одна женщина об этом не знает. Где-то существует особый мир

мужских, серьезных дел.

Фариду учили с детства искусству вечных ожиданий, как любую девочку. Но куда девались

ежедневные советы доброй старушки!

Фарида так и не научилась виновато поднимать глаза или стоять, низко опустив голову, в ожидании

приказа мужа-хозяина, полного властелина.

Она бросалась навстречу и уже во дворе сыпала вопросами:

– Почему так поздно? Вы забыли обо мне? Вы здоровы? Вы очень устали?

Махмуд-бек гладил ее волосы.

– Все в порядке, Фарида, успокойся.

Обняв ее за плечи, Махмуд-бек шел, ни на что толком не отвечая. Да и что он мог ответить?!

Плечи вздрагивали... Фарида с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать.

– Все в порядке! Все хорошо!
– говорил Махмуд-бек.

От нее пахло легким степным дымком. Фарида, наверное, раз двадцать разогревала обед и кипятила