проводить ночи в караван-сараях, как бродяги и воры, зарвавшийся молодчик отправляется любоваться

красотой аристократического парка! Да и одет Махмуд-бек под стать преуспевающему чиновнику.

Усманходжа невольно покосился на свои башмаки. Хорошо, что не видно стоптанных каблуков.

Разговор долго не входил в нужное русло. Усманходжа вспоминал о прошлом. Очень мало пришлось

побыть ему у власти. Хорошие были дни.

Вот только с женой ему очень не повезло.

– Это она промотала все деньги. Представляете, я из Бухары вывез много золота. А сейчас ни гроша.

– Вы с ней не видитесь?

– Да спасет аллах меня от встреч с ней.

Усманходжа врал. Он уже несколько раз тайком посещал домик в одном из тихих переулков столицы.

У дочери бывшего чиновника Худояр-хана тонкие пальцы. С виду нежные. Но они цепко ухватились за

«видного человека»! Пулатходжаев не успел опомниться. Он не обращал внимания на предостережения

родных и друзей, которые строго осуждали его жену, а их предсказания сбылись. Красавица рассталась с

Усманходжой в тот день, когда исчезла последняя золотая монета в сухонькой ладошке менялы. Ее

глазки перестали лучиться, сверкать, стали холодными, злыми. Он тосковал по этим глазам. Не находил

себе места. Забыв обо всем на свете, Усманходжа снова бросился к женщине, которая, несмотря на свои

сорок с лишним лет, была по-прежнему молода и обаятельна. Она даже вновь стала ласковой: может

быть, Усманходжа поднимется? Следует подождать. И двери ее дома распахнулись.

«Тем лучше, - решил Махмуд-бек, - женщина эта известна не только мотовством, но и редчайшей

болтливостью. Правда, Усманходжа, кроме планов, сейчас за душой ничего не имеет. Но о своих планах,

о блестящих перспективах он и будет рассказывать жене, чтоб утвердиться в ее глазах. Ну, а женщина

разнесет эти новости по всему городу».

– Я кое-что слышал от Хашима Шоика, - безразличным тоном сообщил Махмуд-бек.

– Нечего его слушать, - огрызнулся Усманходжа.

Хашим Шоик - бывший посол Бухарской Народной Советской Республики в одной из восточных стран

– тоже не вернулся на родину. Устроен теперь был он лучше, чем Усманходжа. Как тут не злиться!

– Хорошо, что вы успокоились. Поговорим о вашей роли в борьбе против Советов.

Махмуд-бек ссылался на указания Мустафы Чокаева, на мнение проживающих в столице видных

деятелей туркестанской эмиграции. Из этого следовало, что Усманходже нечего рассчитывать на

высокий пост.

– Но я же...
– Усманходжа сжал кулаки.

– Ваше стремление понятно. Но, к сожалению, то, что было однажды вам доверено...

Очередной намек на провал в правительстве Бухарской республики.

– Нас подвели. Теперь - другое дело.

– Вы очень верите советнику Кимуре?
– спросил Махмуд-бек.

– А вы разве нет?
– удивился Усманходжа.

– Я верю японцам, - неопределенно ответил Махмуд-бек.

Конечно, этот разговор Усманходжа передаст советнику. Не удержится, что-нибудь прибавит от себя.

Тогда Кимура сделает ставку на него, на Усманходжу.

Махмуд-бек грубовато, как бы завершая разговор, сказал:

– Мне кажется, вы хотите встать во главе туркестанских эмигрантов. Но я требую, чтобы без моего

ведома вы не делали ни шага.

Эти слова должны глубоко обидеть, даже оскорбить Усманходжу. Вот он опять торопливо вытирает

рукавом пот с лица:

81

«Ну, хорошо же, мальчишка! Наша беседа продолжится. Ты сам сейчас далеко не в почете. Твой

Чокаев слишком далеко. Нет, Махмуд-бек! Разговор не окончен».

Возвращались они уже вечером. В машине молчали, каждый думал о своем, сосредоточенно

рассматривая сады, огороды.

– Проклятая арба, - вдруг выругался дагестанец.
– Надо же...

Старенький мотор затарахтел, машина сделала рывок и, выдыхаясь, сбавляя скорость, проползла

несколько метров и остановилась. Шофер через минуту уже озабоченно склонился над мотором.

– Что же сидеть?
– сказал Махмуд-бек.
– Выйдем.

Вокруг было очень тихо, пустынно. Усманходжа с беспокойством оглядывался по сторонам. Где-то

очень далеко от дороги вспыхнули первые огоньки, а здесь ни души.

Усманходжа переводил взгляд с шофера, который подозрительно долго копается в моторе, на