бережливые буры полагали, что пулю следует расходовать с толком и уж если, тратить порох, то недаром.

Скалывалось исконное крестьянское неприятие расточительности — ведь “бур” на голландском языке и

означает крестьянин. А то, что теперь выходцев из Голландии все чаще именовали африканерами, ничего не

меняло: в противоборстве с природой, далеко не всегда безобидной, буры сделались отменными стрелками.

В то же время огонь англичан мало беспокоил буров.

Оценив обстановку, Уинстон решительно направился к местному командованию…

— Послушайте, сэр, — обратился Уинстон к рыжеусому пехотному майору, — какого черта мы сидим в

5 норах? Так можно выйти на пенсию, не завершив войну.

— Что вы предлагаете, мистер корреспондент? — пожал плечами майор. — Эти канальи не дают

возможности нос высунуть из окопа. Кстати, по цилиндрам они стреляют не хуже, чем по шлемам. Так что на

вашем месте…

— Что мне делать на моем месте, я знаю, — заносчиво перебил майора Уинстон. — А вот где ваше

место?..

— У меня нет артиллерии, чтобы выкурить бурских крыс из их вонючих дыр, — пожаловался майор.

Уинстон с его стремлением немедленно ввязаться в драку раздражал майора. Надо было как-то

избавиться от докучливого газетчика. Внезапно его осенило.

— Знаете что, сэр, — сказал майор, тщательно пряча под усами улыбку, — тут рядом железнодорожный

путь. Соседи собираются произвести разведку на бронированном поезде. Если вы не очень привередливы в

отношении транспорта…

— Мне подходит все, кроме катафалка, — улыбнулся Черчилль.

— Что ж, тогда пишу записку, — обрадованно отозвался майор.

Обрадовался и Черчилль. Покой претил ему. Бездействие вызывало тревогу.

В соседнем подразделении его ждала приятная неожиданность; пехотой там командовал старый приятель

Уинстона капитан Холдейн. Они знали друг друга еще по Индии. Холдейн был типичный вояка, страдающий,

как и большинство британцев, недооценкой возможностей противника.

— Почему решили вести разведку на поезде? — поинтересовался Уинстон. — Не боишься, что

африканцы подложат мину?

Холдейн презрительно скривил губы.

— Уинстон, ты не знаешь буров. Они только стреляют норовисто. А думают не быстрее своих буйволов.

Пока они взвесят, стоит ли взрывать поезд, во сколько им это обойдется, мы обнаружим все их позиции и

успеем поужинать дома.

Броненосец состоял из паровоза и нескольких обшитых броней платформ. Паровоз находился в середине

состава. На платформы посадили пехоту и несколько медсестер из подразделения Красного Креста. Локомотив

долго распускал пары, потом поднатужился и помчал состав через саванну.

Поезд значительно углубился во вражескую территорию, не обнаруживая признаков неприятеля. Холдейн

собрался заметить Уинстону, что все идет прекрасно, когда поезд внезапно замедлил ход и, визжа тормозами,

остановился: впереди виднелся завал. Почти сразу раздались взрывы, послышалась ружейная пальба. Взрывы

прогремели позади локомотива; задняя платформа сошла с рельсов, блокируя отступление.

Пуля сбила с Холдейна каску.

— Черт побери, мы в ловушке! — растерянно воскликнул капитан.

— Надо спасать поезд, — вмешался Черчилль.

— Каким образом? Его в карман не сунешь… Остается подороже продать жизнь.

Но Черчилль перебросил сигару в левый угол рта и энергично распорядился:

— Вот что, капитан. Возьми взвод и прикрой задние платформы огнем. А два взвода — в мое

распоряжение!

В голосе Уинстона прозвучала такая решительность, что офицер беспрекословно подчинился приказу

гражданского лица.

Полотно дороги оказалось неповрежденным. Под градом пуль Черчилль хладнокровно отдавал

распоряжения. Солдаты двух взводов поднапряглись и с трудом столкнули заднюю платформу с пути,

освобождая дорогу в тыл; на оставшиеся платформы быстро погрузили убитых и раненых, а также часть солдат.

Поезд двинулся обратно.

Буры видели мелькавшую у полотна фигуру в темном штатском одеянии; трудно сказать, стреляли они в

Черчилля или нет; так или иначе, с пулей он не встретился. Конечно, Уинстон мог умчаться на отступающем