У края дома, от которого до немцев было рукой подать, капитан услышал какой-то приглушенный звук и сразу же обернулся. Глаза успели поймать лишь смазанный силуэт, исчезнувший в том самом месте, где с таким неистовством ломал забор врач.

– Все, амба, обнаружили!
– прошептал он и, позабыв про осторожность, сиганул через кучу дров.

Оказавшись во дворе, он уже не скрываясь ломанулся в сторону своих товарищей.

– Командир, командир, все в порядке, - среагировал на перекошенное от злости лицо капитана Абай.
– Я успокоил его. Хорошо далеко не ушел.

Возле невысокого шалаша, скрывавшего погреб, на корточках сидел весь его новоиспеченный отряд. Правда, как сразу же отметил наметанный глаз командира, один все же не сидел, а лежал. Врач лежал, широко раскинув руки словно пловец.

– Вот, гнида, чуть все не погубил, - ни как не мог успокоиться разведчик.
– Старшина, плесни-ка на него воды немного, послушать хочу … И связать надо, а то рыпнется, пристрелить придется.

Несколько капель воды, упавшие на лицо врача, оказали на него просто магическое действие. Он сразу же открыл круглые от боли глаза и застонал.

– Рот, рот, ему закройте!
– рукав чей-то рубахи сразу же запихнули ему рот.
– Заорет ведь!

– Что же ты, дорогой Карл Генрихович, так плохо себя ведешь?
– склонился над ним капитан.
– Нехорошо! Говоришь, что русак, а сам к немцам хотел бежать...

– Товарищ майор, да что с ним говорить?
– вклинился в монолог Сергей, ненавидящим взглядом впившись в связанного.
– Шлепнуть его и все дела! Он же нас немцам сдать хотел.

Медик побагровел, а его и без того круглые глаза норовили совсем выскочить из орбит. Он в отчаянии мотал головой и издавал просительные мычащие звуки.

– Только тихо и по порядку, - капитан приложил палец к губам.
– Не обмани меня, Карл Генрихович.

Несколько секунд врач быстро как рыба, выброшенная на сушу, глотал воздух.

– Я же свой, советский..., - жалостливо бормотал он, бегая глазами.
– Вы что?

– Вот же гад!
– коротко, почти без замаха, старшина ударил его по лицу.
– Свой, советский? Да твоего стука по забору только глухие не слушали! Гнида, ты, а не свой, советский! Понял!

– Это какое-тол недоразумение... Я же за баллоном полез, - шевеля разбитыми губами, шептал врач.
– Там, за забором, баллон лежал с какими-то надписями. Надо было лишь прочитать, что там написано. Вы понимаете, я же хотел подойти поближе?!

Разведчик с силой провел ладонью по лицу и с чувством выругался. Потом развернулся и скрылся в траве.

– Этот что ли?
– бросил он что-то блестящее к ногам врача, когда вернулся.
– Вон там надписи какие-то... Читай, наука, пока не шлепнули, как дезертира!

Пока врач разбирал немецкий шрифт, все молчали, стараясь не смотреть на друг на друга. Наконец, тишину прервал шепелявый голос.

– Это, несомненно, кислород, - блестящий баллон в крупных ладонях доктора выглядел эдаким недоросшим поросенком, которого оценивали покупатели.
– Вот маркировка. Доставлен со складов кригсмарине. Он достаточно свежий и судя по манометру использован почти полностью.

– И?
– не выдержал капитан.

– Находка таких баллонов определенно говорит в пользу версии об испытании химического оружия. Однако, это лишь один из кирпичиков... Нужно больше сведений!

54

Андрей продолжал бежать в полной темноте. Абсолютная чернота, чернильная, она окружала его со всех сторон. Временами, она приобретала просто осязаемую форму, плотно обволакивая его тело.

– Андрюшечка! Сыночек!
– лился голос, время от времени прерываясь всхлипами.
– Где же ты?! Нету моих сил больше терпеть это?

Столь родной голос словно острый нож вонзался в его сердце. Сильная жалящая боль скручивала его...

– Мама, тута я!
– через силу кричал он в ответ.
– Здесь! Я иду к тебе!

С каждым его криком вокруг становилось все светлее и светлее. Тьма распадалась на мятые рваные хлопья и медленно истончалась.

– Еще немного, мама. Потерпи немножко, - бормотал он, шаг за шагом отвоевывая себе свое старое тело.
– Еще совсем чуть-чуть...

К нему рывками стали возвращаться старые чувства... Сначала он слышал какие-то обрывки из безумной мешанины птичьих трелей, гула ветра и человеческих голосов, потом в его сознании стали возникать какие-то картины. Наконец, Андрей словно провалился в яму: свет, звуки, ощущения разом заполнили его.