Неарх опешил, посмотрел на Филоту. Тот мрачно усмехнулся.

– Да, верно. В Тире на твоём обелиске написано, что ты отдал жриц Тиннит желавшим раздвинуть им ноги, – сказал критянин, – ты считаешь, что они остались довольны, получив взамен серебро. Они так тебе сказали? Вы уподобили жён "пурпурных" диктериадам и считаете, что это как-то возвышает вас над македонянами, насильниками и мясниками? Мне жаль вас. Вы, похоже, даже не понимаете, сколь многие втихаря проклинают ваше идеальное государство, о котором с прошлой осени в оба уха трубит Александру одураченный вами Каллисфен.

Ипи дёрнул щекой.

– Ему показали наш жизненный уклад, как есть, ничего не скрывая. Он написал в своей книге правду.

– Само собой, – хмыкнул Неарх, – но мы отклонились в сторону. Что ты намерен делать с пленными?

Ипи некоторое время молчал, потом что-то коротко сказал Нимаатра. Тот кивнул и кликнул Хранителей. Филоту и Пнитагора увели. Прежде, чем архинаварх шагнул за порог, он встретился взглядом с Неархом. В глазах Филоты не было ни страха, ни сожаления.

Нимаатра, уходя, сказал Ранеферу несколько слов. Тот нахмурился, странно посмотрев на Пнитагора.

– Я не отпущу пленных, – сказал Ипи, когда они с критянином остались одни, – они виновны в злодеяниях.

– Ты ничего не доказал, – возразил Неарх.

– И все же судить буду я, – устало ответил Ранефер.

Он сел на постель, провёл ладонью по лицу, стирая испарину. Неарх видел, что предводитель египтян чувствует себя очень плохо и балансирует на грани сознания.

Критянин думал, как следует поступить. Продолжить "обмен любезностями" на повышенных тонах? Ничего он этим не добьётся. Согласиться с правом победителя, не предприняв попытки освободить сына Пармениона? Но такая попытка спровоцирует новую бойню и далеко не факт, что удастся победить. С другой стороны, что скажет Парменион? И Александр?

Ранефер пришёл к некоему решению раньше.

– Впрочем, я готов отпустить всех. Вообще всех. За выкуп.

– Что ты хочешь?

– Лошадей. Я знаю, вы везёте лошадей. Нимаатра сказал, что ваши транспортные ладьи ссаживают воинов и коней на берег. Я отпущу всех за двести лошадей.

Неарх молча помотал головой.

– Ты не согласен? – спросил Ипи.

– Мы не на рынке. Я не купец и эти лошади не товар. Только царь может принять такие условия.

Ранефер кивнул. Некоторое время молчал, покусывая губу и взирая на критянина исподлобья.

– Те, кто откажется служить нам, принять Посвящение и новые рен, будут проведены связанными через Уасит до святилищ Ипет-Сут. А потом они станут батраками земледельцев. Так мы поступаем с пиратами.

– Станут рабами?

– У нас нет рабов. Отработав положенное, они получат свободу. Только вряд захотят вернуться к вам.

Неарх долго молчал. Потом сказал:

– Ты хотел мира. Своей угрозой ты добьёшься войны. Я знаю царя с детства. Знаю, как он поступит в этой ситуации.

Ранефер прикрыл глаза.

– Ты достойный муж, Неарх. Я испытал тебя. Все воины и гребцы будут свободны. Триерархи и Филота, виновные в этом очередном "недопонимании", останутся. Захваченные и потопленные корабли – наша добыча. Покиньте Камир и вообще Иси. Возвращайтесь к Александру. Я прибуду на Алаши. Судьбу пиратов решат властители. Вместе.

Неарх сжал зубы.

– Что Знаменосец Нимаатра сказал тебе про Пнитагора?

– Это умелый и храбрый воин, – ответил Ипи, не открывая глаз, – очень храбрый и очень умелый. Он один убил ремту больше, чем кто бы то ни было из вас. Достойнейший враг. Мы высоко ценим таких.

– Отпусти его.

– Нет, – ответил Ранефер, – он останется.

"Почему он так спокоен? Что бы не происходило, всегда спокоен, невозмутим. Неарх ни жив, ни мёртв. Лагид бледен, словно некрашеная статуя. Кен, суровый Кен, словно нашкодивший мальчишка теребит край хитона, не зная, куда деть руки. У Пердикки мечутся глаза, а Полиперхонт их прячет. И только Эвмен спокоен. Как будто ничего не произошло. Почему он спокоен? Потому что ему, эллину, наплевать на убитых македонян? Неарх тоже эллин".

Александр поднёс руку к лицу. Дрожат пальцы. Он сжал их в кулак с такой силой, что побелели костяшки, а потом впечатал в подлокотник кресла. Что-то хрустнуло.

– Ты уверен?

– Да, царь, – ответил критянин, – Пнитагор подтвердил.

– Его не допросить, – буркнул Кен.

– Ищи, кому выгодно, – негромко проговорил Полиперхонт, все так же отводя взгляд.

– Пнитагору? – сквозь зубы процедил царь.

– Он чужой нам. Союзник... Верно, был обижен за ту выволочку, в Тире. Счёл немилость несправедливой...