Шрифт:
– Только цветов этих не было.
– Хорошо. – Гущин обернулся к сотрудникам:
– Как там, управились? Василий, сними у хозяина пальцы. – Вы простите, это необходимо, чтобы выявить чужие следы.
И обратился к домработнице.
– Елена Ниловна вчера отпустила в пять. Я не знаю, что за цветы. Пришла утром как всегда в восемь. Дверь была закрыта только на верхний замок, но так случалось иногда. Внизу – ничего странного. Я обычно прибираюсь внизу, готовлю завтрак. Потом Елена Ниловна приходила – Лариса закусила носовой платок, лицо жалостливо искривилось. – И тут я увидела осколки стекла на верхних ступенях лестницы, и приоткрытую дверь в спальню.
Две, расположенные на разных этажах, квартиры, Ромины объединили. На втором были спальня и кабинет.
– И что же вы сделали?
– Я тихонько окликнула, потом попробовала громче и начала подниматься. Все боялась – странно, страшно. А когда заглянула – и Лариса съежилась, плечи запрыгали. – Вы видели, я не трогала ничего. Во время Ларисиного рассказа Гущин подошел к букету. Хризантемы холодно красовались на высоких ногах. Их было восемь.
Спальня поутру была местом преступления, не вызывающим вопросов ни по характеру произошедшего, ни об орудии убийства. Повсюду валялись осколки стеклянных ваз, статуэток. Хозяйка, обнаженная, раскинулась на широченной кровати. Волосы растрепаны, голова запрокинута. Грудь ее, как осиновым колом у вампира, была проткнута тяжеленной, цельного стекла скульптурой, как бы обелиском. Он так и оставался в ране (так как воткнулся в пружины матраса), до того, как был бережно извлечен криминалистами для считывания следов.
– Так, а что это за стеклянные предметы, такое количество?
– Елена Ниловна любила собирать, – проплакала Лариса.
Максим Ромин, чуть слышно, рассказал:
– Это Муранское стекло. Есть островок рядом с Венецией, больше тысячи лет истории. Лена говорила, что когда Муранское стекло преломляет свет, то открывается новый мир. Она любила в этот мир окунаться, гостить там.
– Выходит – коллекция. И как собиралась? – Гущин боролся за истребление ненужных вопросов. Но, все же. Муранским стеклом была до смерти проткнута жертва.
– Дарили. Она покупала в Москве. Мы ездили в Венецию. А потом, она старалась каждый год, хоть на неделю, выбраться в Италию. С Татьяной ездила, подругой.
– Что ценного пропало в доме?
Только прозвучавший, этот вопрос стал главным. Максим ухватился за мысль. Решив – «что?», когда определят пропажу, станет ясно – зачем? и может быть – кто?
Ларисе разрешили осмотреть гардеробную, Максим прошел в кабинет. Встретились в спальне, без новостей: не было попытки взлома сейфа, нетронутым осталось его содержимое; дизайнерские туалеты, шубы драгоценных мехов в целостности и сохранности.
– Я не вижу ее побрякушек, драгоценностей. Что она носила постоянно – Максим взглянул на Ларису.
– Она на ночь складывала кольца, серьги и браслет на туалетный столик – Лариса в упор разглядывала то место, где надлежало драгоценностям быть. – Да, бриллиантовый комплект. И еще два кольца, она на среднем пальце носила. И обручальное еще.
Следователь положил руку на исписанные листы: «Обручальное?. Вот, в протоколе отмечено. На покойнице осталось, не снять».
Максима передернуло.
– Ну вот, ее постоянные украшения пропали – выговорил он чуть слышно.
– Сколько они стоят?
– Не знаю. Дорого. Бриллианты я ей подарил после свадьбы. А два других кольца старинные, от бабушки. Не знаю, дорого.
– Вы должны сегодня, как сможете, описать их мне подробно. – Тут взгляд Гущина остановился на оформленном, как поздравительный адрес, листе. На нем был пропечатан стихотворный текст.
– Тоже ее произведение? – и склонился к заинтересовавшему его объекту.
– Это поздравление. У Елены подруга в Америке живет. Хотела отослать ей экспресс-почтой к Новому году. Читайте. – Предложением Гущин воспользовался.
В назначенный день и назначенный год —Е сть воля к возврату минут и пространства —Р азлука пройдет у Покровских ворот,А мерика – греза, а Русь – постоянство.Г улять на рассвете в березовой чаще.О ткинуть со лба непокорные пряди,Р ешить – этот миг – он и есть настоящий.И жить этой жизнею есть чего ради.Е два ли изменчивый мир тривиален,Н ам звезды светили, манили, молчали,К огда мы пытливо глядели на небоО твет не услышали. Или он не был.– А что это – начальные буквы в каждой строчке красные, и отдельно стоят?
– Это акростих. Прочитайте сверху вниз – там обращение.
– Вера Гориенко. Постойте. Так может?
– Ну да. Посмотрите. Она все стихи так писала.
Гущин взял листок с посланием Максиму.
– Это за что же она у вас прощения просила?
– Я с тем и заезжал, чтобы узнать. Она сказала – просто соскучилась.
Зазвонил телефон Елены. Гущин кивнул, Максим взглянул на дисплей:
– Это Татьяна, подруга жены. Что я могу сказать?