экзаменуется учрежденной комиссиею и записывается в книгу

в приход; из этих денег до тысячи капотов * купил я на солдат,

на батареях бывших, ценою каждый по 11-ти и по 15-ти

пиастров, до двух тысяч кож белых и черных и несколько

подошвенных купил на обоеевших * людей, в самой крайности бывших,

пять тысяч заплатил албанцам, в найме здесь бывшим, остатки

все издержал на такие же надобности. Противу чести моей ни

все сокровища в свете меня не обольстят, и я их не желаю и не

ищу; от моего малолетства верен государю и отечеству, один

рубль, от монаршей руки полученный, почитаю превосходнейшим

всякой драгоценности неправильно получаемой. Господин Аври-

миоти, о котором ваше превосходительство уже много писать

изволили, показывал себя великим, всякий раз требует большого

и невозможного, а малым и умеренным доволен быть не может.

Ко всякому слову напоминает великие и важные свои заслуги,

при министерстве им оказавшие, всегда упоминает почти ко

всякому слову о великих милостях к нему и о расположении

светлейшего князя Безбородки, Кочубея и вас, и что он обо всем

и всегда описывает в Петербург, что случилось и реляцию

о моих делах наморал, не знав ничего, совсем противоречащую

делам, какие были, после мне признался, и, хотя себя поправить,

еще хуже писал. Для меня все это ничего не значит и я готов

бы ему угодить, а особо от искренности почитаю вас, естли бы

он просил соответственного, а малым, я думаю, больше его

обижу, потому от него отговариваюсь, напоследок по этим

обстоятельствам и он может быть вздумает что-нибудь марать

несправедливое, я, будучи чист во всех моих делах, всем

позволяю, кто что хочет. Бог мне помощник и никто мне зла

сотворить не может, и я вместо всего всех таковых людей презираю

и не беспокоюсь, о чем в предупреждение вас, милостивый

государь, сим и уведомляю.

Федор Ушаков

Об Али-паше, обо всех его к нам неприятностях я

многократно уже вашему превосходительству объяснялся; он

запретил албанцам своим, которые здесь находились, чтобы из

острова Корфу без повеления его не выходили, и узнал я, что

он писал к Блистательной Порте, будто бы он с нами

уговорился во всем быть участником и в части, чтобы и войска его

в Корфу оставить с нашими такое же число, сколько наших

будет от меня и от Кадыр-бея, чего никак быть не может и нельзя;

жители здешние никак их не терпят, потому что они наносят

крайнее им разорение и обиды, и драки беспрерывные, и

смертоубийство, которых никак держать нельзя; я опасаюсь, чтобы

он несправедливыми своими донесениями не успел при

Блистательной Порте Оттоманской в своих желаниях; он не имевши

никакого дела кроме как приуготовляет себя укреплениями и

почесть можно с худым намерением, а я занят беспрерывно

множеством дел от усердия и ревности к службе обоим государям

нашим императорам и не могу успеть так скоро писать, как он;

ежели на его письма последует решение от Блистательной Порты,

я никак не могу приступить к исполнению, пока не получу ответ

на сие мое представление; я уже объяснился вашему

превосходительству: крепости Корфу взяты нами, большой частию

русскими кораблями, и сдача от французов, и просьба их письмом

последовала прямо на имя мое, потому что все сильнейшее

действие, чем наведен страх крепостям и гарнизону, последовало

чрез мою эскадру, равно как и на берегу, батареи устроены все

начисто одними моими людьми, хотя при действиях на них

находились обще, но всегда всякая работа, труды и неусыпность

делались нашими одними людьми; за всем тем сдачу крепостей

не принял я один на себя, как французы желали; для

утверждения всегдашней нашей дружбы с командующим эскадрою

Блистательной Порты включил я его во всем полным товариществом

вместе. С ним одним я и счет иметь буду, флаги на крепостях