Шрифт:
можно принять за абреков с большой дороги. Чем-
то они еще напоминали и беглых деникинцев, выползших
из смрадных пещер, чтобы узнать, можно ли на люди по-
казаться. Может быть, они фальшивомонетчики — кто
знает? Никто из них не поприветствовал хозяина по ста-
рым добрым обычаям — не снял почтительно шапку и не
потупил взора, как подобает младшему. Через двор про-
ходили с опаской, бросая тревожные взгляды на желез-
ный засов калитки — прочен ли?— и на каменные сте-
ны — высоки ли? А этот одноглазый урышаг в мешкова-
том костюме и с золотым портсигаром в кармане, войдя
в хадзар, поинтересовался, выходят ли окна соседней
комнаты в сад, граничащий с осетинским кладбищем.
Получив утвердительный ответ, одноглазый облегченно
вздохнул, а потом брезгливо сбросил с себя помятый пид-
жак. Перед «им почему-то все встали, кроме рыжего
сборщика лекарственных трав, который продолжал си-
деть с независимым видом в высоком кресле самого
Дзиаппа и курил так, что дохнуть нельзя было, не попер-
хнувшись.
Сын старого Дзиаппа, Амурхан, ничего вразумитель-
ного не сказал отцу, кроме того что среди прочих будут
«высокие гости», добрые вестники грядущих перемен в
жизни, что встречать нужно всех одинаково радушно, не
глядя, кто во что одет.
О каких переменах в жизни говорил Амурхан? Ка-
жется, все уже пошло прахом — и мельница в Ардоне, и
лесопилка в Алагире, не говоря о дальних приисках на
Лабе. Из всех наследственных и им самим нажитых до-
мов остался только вот этот каменный особняк на Осе-
тинской слободке.
Хорошо, что сын Амурхан служит красным директо-
ром окружной конторы лесничества, что не попал он
вместе со старшим братом, Мисостом, в Добровольче-
122
скую армию. Был бы и он теперь на чужбине, в Констан-
тинополе, а может быть, сложил бы голову <в этой абре-
ческой орде, именуемой регулярной «дикой» дивизией
Добрармии.
«Эх, Мисост, Мисост, — думает Дзиаппа, сидя возле
летней кухни на дубовом стуле. — Жив ли ты, мой орел?
Был бы ты теперь полковником генерального штаба, ес-
ли б не великий ураган в России. Куда привела тебя до-
рога войны?..»
Чуяло отцовское сердце, что все это кончится плохо.
Правду говорил отставной генерал Хоранов, что офицеры
затеяли опасную картежную игру, где их собственные го-
ловы котируются на медную монету. В одном только
Дзиаппа не мог согласиться с его превосходительством.
Хоранов утверждал, что время все поставит на свои
места, нужно только уметь ждать. Чудак! Чего мог
еще ждать генерал в возрасте восьмидесяти лет?
Другое дело — Дзиаппа. Он моложе на добрых двадцать
лет, его двоюродный брат Муртуз служит муллой в од-
ной из прекрасных мечетей Тегерана. Вот и уехать бы
туда с сыновьями. Но Хоранов утверждал, что так по-
ступают лишь отступники, продажные шкуры. А не про-
дался ли сам его превосходительство большевикам, по-
лучив от них охранную грамоту за то, что дал благород-
ное слово не поднимать руку на молодую Советскую
власть? Да, этот умрет спокойно. А ведь был когда-то
сорви-голова, герой Шипки, портреты его печатались в
русских и болгарских журналах...
Начинало смеркаться. Столовую гору обволокли
рваные тучи. В долину Терека спустился густой туман,
предвещая непогоду. Дзиаппа хотел войти в дом, да
вспомнил слова Амурхана: «Будь, отец, неотлучно возле
ворот, смотри, чтобы не пожаловали незваные...»
Сам Амурхан находился с гостями. Женщины еще
с утра были отосланы к родственникам на Курскую сло-
бодку.
«Посмотреть, не идет ли кто», — подумал старик.
Медленно подошел к железным воротам, поглядел в
круглое отверстие, вытянув свою изрубленную морщина-
ми шею, словно готовящийся к прыжку петух. В бледно-
голубых выцветших глазах сверкнуло удивление: у забо-