сыну полегчает и без фершала.

Мать, утерев слезы, умолкла. Канай Извай опустился

на колени лицом к востоку:

—Великий боже, или наша молитву не дошла

до тебя, или угощение наше не понравилось? Прости

нас, отпусти наши грехи, помоги нашему сыну,

утиши его страдания...

Мать Веденея пошла на колодец по воду.

На улице ее поджидали Коля Устюгов, Эчук и

Васли.

—Что Веденей?

—Мучается, очень мучается...—всхлипнула

женщина.—Как домой принесли, ни разу глаз

не открыл. Что-то говорит, а что —понять нельзя.

—Что у него болит? Грудь, нога?

—Не знаю. Нога, наверное, особенно мучает:

раздулась, совсем как подушка стала и какая-

то сизая.

—Фельдшер был? —спросил Васли.

—Фершала отец звать не велит,—вздохнула

женщина и утерла слезы кончиком плавка.

—Как не велит! Почему не велит?

Изваиха ничего не ответила, опустила бадейку

в колодец. Эчук перехватил у нее бадейку, спустил

вниз, достал воду, налил ведра. Женщина кивнула

ему и ушла.

—Что же это такое? —растерянно спросил Васли.— Веденея лечить надо.

—Пошли сами отыщем фельдшера и приведем

к Веденею,—предложил Эчук.

Начало темнеть. Жидкие красноватые огоньки

в окнах изб бросают тусклые отсветы на снег. Небо

затянуто тучами, не видать ни звезд, ни луны.

Падает снег.

Ребята отыскали фельдшерицу лишь в соседней

деревне, в Энгербале, где она ходила по домам,

проверяла привитую накануне оспу.

Эчук сказал ей:

—Веденея, сына Каная Извая, придавило бревном.

Мучается очень.

—Его надо в больницу отвезти,—сказала

фельдшерица.

—Отец не хочет. Пойдемте с нами в Турек,— 83

просит Васли,—скажите Канаю Изваю, чтоб отвез

Веденея в больницу.

—Да вы сами ему скажите.

—Нас он не послушает. Он даже жены не

слушает. А у Веденея нога уже посинела.

—Ну ладно, пошли,—согласилась фельдшерица

и стала надевать кафтан.

...Веденея отправили в Нартасскую больницу.

Друзья верили, что там его обязательно вылечат.

Канай Извай легко поддался уговорам фельдшерицы.

И вообще после похорон старого карта Ороспая

он очень сдал, редко ходил к соседям, сделался

молчалив, задумчив. Соседи, особенно некрещеные

марийцы, косились на него: кое-кто думал, что это

он виновен в смерти карта. За всеми этими событиями

Канай Извай совсем забыл и про свой замысел

обратить Васли Мосолова в веру предков,

и про подкинутого гуся. Гусь обжился у Йывана

Петыра и, видимо, уже забыл, где жил прежде.

Между тем по деревне продолжаются гулянки,

каждый вечер парни и девушки пляшут в чьей-

нибудь избе под барабан и волынку, еще пенится

в бочонках недопитое пиво.

—Что ты все рождество сидишь над книгами,

пошли повеселимся! —позвал Васли старший брат

Йыван.

—И то, сынок, сходи,—посоветовал и отец.

Когда Йыван и Васли пришли в избу, где в этот

вечер была гулянка, народ еще только начал собираться,

лишь на полатях набилось полно ребятни.

Малыши лежат, вытянув шеи, как журавли, и ждут,

когда начнется гулянка.

Люди шли один за другим, и вскоре, всего каких-

нибудь четверть часа спустя, в избе стало тесно.

Васли с Йываном забрались на заднюю лавку,

оттуда им было все хорошо видно. Рядом на скамейках

стояли девушки и держались за приделанный

под потолком шест. На руках у девушек были

надеты разноцветные вязаные варежки: красные,

белые, синие, черные, от их пестроты рябило в

глазах.

Вот со двора послышался стук барабана, заиграла

волынка. Музыка становилась все громче и

громче. Народ, стоявший у дверей, расступился,

пропуская музыкантов. Барабанщик и волынщик

вошли в избу. Хозяйка проводила их к столу и

усадила на лавку. Потом налила им браги. Музыканты

выпили и снова заиграли.

На свободное место посреди избы вышли плясать