А я, оказавшись в его объятьях, вдруг осознала, что больше не смогу уйти, что ни за

что его не оставлю.

Слегка отстранившись, так, чтобы видеть мое лицо, Максим провел рукой по моей

щеке, легонько коснулся губ, затем, сглотнув, тихо произнес:

– Я люблю тебя, Саша. Выходи за меня. Молю... Я не могу больше без тебя.

От этих слов я просияла. Сомнений больше не было. Я обхватила ладонями его

лицо, нежно поцеловала сомкнутые губы, затем нос, глаза, лоб. И прошептала:

– Я тоже тебя люблю. Я согласна.

Такой счастливой улыбки я отродясь не видывала. Максим обхватил меня за

талию и, подняв, закружил в воздухе, радостно смеясь.

– Бабушка!
– крикнул он, глядя в мои смеющиеся глаза.
– Запомни, пожалуйста,

этот день. Потому что сегодня твой внук стал самым счастливым человеком на

свете.

Обедали мы обалденным украинским борщом со сметанкой и пампушками. Потом

играли в карты. Танцевали, вновь прижавшись друг к другу. Легли спать в

половине первого.

Я смотрела в потолок и улыбалась, а по щекам тоненькими струйками катились

слезы. Но теперь это были слезы счастья. Какой же глупой я была. Так отчаянно и

долго отталкивала свою любовь. Пряталась за долг и обязательства. Боялась

причинить боль Пашке, а в итоге делала больно и себе, и тому, кого безумно

любила. Многое еще предстояло пережить, но рядом с Максимом я чувствовала

себя смелой, решительной, готовой на все ради нашего совместного будущего. Я

справлюсь. Я смогу.

Утром я встала ни свет ни заря. Приняла контрастный душ и спустилась на кухню

готовить завтрак - в надежде, что Екатерина Васильевна не слишком обидится на

меня за столь несанкционированное вторжение в ее владения. Замешала блинное

тесто, приготовила начинку из творога. Я уже во всю фаршировала блины, когда в

кухню вошел улыбающийся Максим, вытирая полотенцем мокрые волосы. На его

рельефной обнаженной груди еще блестели капельки воды.

– Ммм, - обхватил он меня сзади за талию, - как аппетитно пахнет! Чем я заслужил

такое счастье?

– А разве счастье нужно обязательно заслужить?
– поцеловала я его в шею.
– Ведь и

любят не за что-то, а вопреки...

– Хм. Не думал об этом, - задумчиво произнес Максим, зарываясь лицом в мои

волосы.
– Но я-то знаю, за что я полюбил тебя.

– Да? Интересно. И за что же?

– За ум. За чувство юмора. За доброту. За глаза карие и волосы чудные. За улыбку и

дивный смех. За...

– Все-все-все, - розовея от смущения, засмеялась я.
– Достаточно. Не продолжай. Ты

описываешь совершенно незнакомую мне женщину. Я не такая...

– Какая?
– изогнул он бровь.

– Ну... не такая идеальная, как тебе кажется. Иногда я бываю злой, раздраженной и

веду себя порой неадекватно. И... и храплю... Наверное...

– Не храпишь, - улыбнулся он, присоединяясь ко мне в приготовлении

фаршированных блинчиков.

– Откуда ты знаешь?
– спросила я, с восторгом наблюдая, как он лихо управляется с

блинами.

– Я наблюдал, как ты спишь, - и в ответ на мои удивленно вздернутые брови

добавил: - Боялся, что ты снова уйдешь. То зимнее утро мне иногда снится в

кошмарах. Твое залитое слезами лицо, синие губы, одеревеневшее от холода тело.

И полный отчаяния и боли взгляд.

– Прости меня, - прошептала я, уткнувшись носом в его грудь.
– Я чувствовала себя

тогда такой жалкой, нечистой, мерзкой. Ты полюбил падшую женщину...

– Эй, - приподнял он мой подбородок, заставив посмотреть на себя, - не смей -

слышишь?
– не смей даже думать так о себе. Ты самое чистое, невинное и доброе

существо, какое я когда-либо встречал. Разве падшая женщина будет хранить свою

девственность до брака...

– Что?
– округлила я глаза.
– Ты и об этом знаешь? Но... как? Откуда?

– Прости. Я не должен был...

– Неужели Пашка проболтался?

– ...

– Так вы говорили обо мне? И что он еще обо мне рассказывал?

– Ничего. Он не называл твоего имени. Ведь вы скрывали свои отношения. Он