Рустам только покрутил головой.

Во дворе их встретил Кадыр.

— А у нас гость! — радостно объявил мальчик, — Ильгар пришёл… Собирает груши…

Из-за угла постройки появился юноша в солдатской форме. В руках он держал фуражку, наполненную спелыми янтарными грушами.

— Люблю медовые… — сказал Ильгар по-русски и засмеялся.

Все расположились на айване. Двенадцатилетия я дочка, любимица Рустама, принесла лепёшки, чай и дыню.

— А Ильгара на войну берут… — заявил Кадыр.

— Когда отправляешься? — поинтересовался Рустам.

— В конце месяца уходит наш стрелковый полк, Алёша уже ротой командует.

— Кругом горе, кругом беда… — проговорила задумчиво Камиля.

— Встретил я горца вчера на базаре, — рассказывал Ильгар. — Пришёл на заработки, но главное поручение ему дали старики — узнать, как у нас. Крепко ли держатся русские? В горах Сабир, Черпая Душа, распустил слух, будто Германия победила русских, все войска ушли из Туркестана. А в Чиназе уже объявился хан, зовёт: "Пора вырезать всех русских".

— Вот негодяй! А ты правду разъяснил горцу?

— Конечно. Но он и сам многое видел.

— Чиназ-то усмирили. Хан этот сдался и привёз с собою русских пленниц. А всё-таки на станции много железнодорожников успели побить.

Антонида сидела в столовой в небольшом кресле и не услышала шагов на террасе. Вошёл Изветов. Его осунувшееся лицо было спокойно, только в глубине глаз затаилась забота и боль.

Он подошёл к жене, откинул её голову и бодро проговорил:

— Я вижу на ресницах слёзы… Что это! Моя Анка упала дулом?

— Тяжко, Евгений, очень тяжко! Опять кровь. Опять муки, страдания…

— Что делать, борьба "жертв искупительных просит"… Крепись же, моя сильная, гордая Анка.

Он нежно обнял жену, поцеловал её. Спросил обычным спокойным тоном:

— А отец ничего не пишет?

— Это тоже угнетает. Ты уезжаешь, а он ищет где-то где-то своё утерянное счастье.

— Как это случилось? Почему Виктор Владимирович вдруг умчался?

— Разве не знаешь, что отец любит эту девушку, сестру милосердия, что спасла Витю. Слоним тогда при мне сказал ей: "Вы фанатик! Безумно храбрая девушка! Вы героиня". Случайно отец узнал из письма друга, что возмущённая отношением к больным и раненым солдатам, она устроила командующему такой скандал, что её чуть не расстреляли.

— Эту девушку? Сестру милосердия?..

— Для наших продажных генералов разве есть что-нибудь святое? Ладу спасло то, что она заболела тифом. Вот отец и умчался выручать её… И выручит, если сам не погибнет.

— Да… Случай исключительный. А ведь она, эта Лада, немного походит на мою отважную Дику. Как ты думаешь?

— Евгений, ты по-прежнему видишь во мне героиню.

— Так оно и есть. Ну, пойдём к ребятам, завтра отправляется эшелон.

— Пойдём. Но, Евгений… ради детей, прошу тебя, не рискуй, береги себя…

— Ясно. Ну, пошли. Слышишь, как они весело смеются?..

С момента оккупации немцами севера Франции связь Ронина с революционным центром прекратилась. Замолчало и художественное издательство, агентом которого он числился. Пришлось закрыть ателье и перебраться к дочери. Всю свою энергию он отдал теперь заботе о раненых и устройству госпиталей. Времени едва хватало на беготню по различным инстанциям. И вот в разгар этой деятельности Ронин получил письмо от Силина, в котором тот извещал о несчастном случае с Ладой.

Бросив всё, Ронин пристроился к санитарному поезду и выехал из Ташкента. Однако санитарный поезд, где находился Ронин, простаивал на станциях сутками.

Встречные поезда с фронта везли раненых. От них Ронин узнал, что на фронте давно началось братание.

Ни русские, ни немецкие солдаты воевать не хотели. Передовые цепи сходились, дружески раскуривали цигарки, делились запасами табака и, похлопывая друг друга по плечу, говорили "камрад". Иногда солдаты бросали винтовки и уходили в тыл, домой.

Наконец Ронину удалось добраться до фронта. Тут ему сообщили, что местечко, в котором находился госпиталь с Ладой, неделю тому назад занято немцами. О судьбе больных никто ничего не знал.

В мрачном раздумье стояла Камиля над раскрытым сундуком. Запасы кончились. Как прожить до получки?