Шрифт:
Напряжение, казалось, звенело в душном горячем воздухе. Рита, рассеянно водя вилкой по тарелке, рассказывала что-то странно ненужное.
– Банан, ты представляешь, теперь стал главой крупного фармацевтического концерна. Кто бы мог подумать? А Аниська погиб…
– Когда? – без особого интереса спросил он.
Все это казалось таким далеким, почти забытым.
– В две тысячи первом. Взорвался в своей машине. Конкуренты, наверно. А может, и сам Банан. Заказчика ведь так и не нашли…
Рита вдруг уронила вилку. Вздох вырвался из полураскрытых губ, как стон. Она прикрыла лицо рукой, и плечи ее опустились, сгорбились, как будто силы, все это время заставлявшие ее держаться, разом покинули тело.
– Господи, Марат… – прошептала она.
И внезапно скованность отпустила его. Он как будто заново увидел ее, такую родную, близкую. С силой отнял руки от ее опустошенного, опрокинутого лица, коснулся пальцами тонкой кожи на виске, под которой лихорадочно билась синяя жилка, и властно сказал:
– Пойдем!
В номере было почти темно. Солнце уже село, и сумерки затопили все вокруг, смягчая острые углы и сгущая тени. В приоткрытую балконную дверь пробирался легкий морской бриз, заставляя плясать длинную белую занавеску.
Марат осторожно обнял Риту в полутьме, зарылся лицом в ее волосы. Теперь, когда он не видел ее ослепляющей, бьющей под дых красоты, было легче. Можно изменить внешность, одежду, повадки, но подделать запах волос, вкус кожи – нельзя. И, скользя пересохшими губами по твердой линии ее скул, он снова и снова убеждался – это она, та девочка, которую он всегда любил и, наверное, будет любить до конца своих дней.
Усилием воли он удерживал скручивающее его желание, прикасался к ней нежно, почти благоговейно – не хотел, чтобы в их движениях было хоть что-то общее с теми торопливыми, оставляющими после себя привкус гадливой постыдности, его встречами с другими женщинами. Случайными, поспешными – увольнительная на один вечер, чужой город, короткая передышка перед завтрашним боем, незнакомые руки, ласкающие механически и умело.
Платье давно осталось на полу вместе с его рубашкой и брюками. Рита в его руках дышала прерывисто, со всхлипами. Он же гладил и целовал ее так вдумчиво и неспешно, как будто впереди у них была целая вечность, прижимался пылающими губами к ключицам, выступающим косточкам бедер, тонким щиколоткам, скользил кончиками пальцев по нежной коже, вжимался лицом в ее вздрагивающий впалый живот. И удивлялся самому себе – быть того не может, у него дрожат руки. У него, только вчера спокойно выстрелившего в своего товарища, убивавшего людей, выходившего под пули. Трясутся руки, как у сопливого, влюбленного до судорог мальчишки, и в груди ворочается что-то похожее на рыдание…
И потом, когда терпеть уже больше не было сил, когда Рита, измученная его руками, губами, дыханием, уже крупно дрожала и вскрикивала, пригвожденная к постели его тяжелым телом, он все шептал ей сорванным голосом:
– Я скучал по тебе… Как я скучал по тебе! Маруся… Девочка моя! Родная, единственная… Моя! Я люблю тебя… Люблю… Я люблю тебя…
6
Марату снился кошмар. Рита поняла это по тому, как напряглась лежавшая на ее груди рука, по тому, каким сдавленным и прерывистым стало его дыхание. Она открыла глаза, всматриваясь в темноту. Ветер утих, и белая шелковая занавеска теперь лишь едва заметно трепетала, прикрывая балконную дверь.
Марат дернулся, отрывисто пробормотал что-то по-французски. Приглядевшись, она рассмотрела, как лихорадочно движутся под тонкой кожей век его глаза.
– Шшшш… Тише, все хорошо, – шепнула она и прикоснулась ладонью к его скуле, успокаивая.
Он проснулся мгновенно. Еще не открывая глаз, резко рванулся вперед, больно заломил ее руку, перевернул навзничь, навалился сверху, рвано дыша сквозь зубы. Правая рука выхватила пистолет – кажется, он оставил его на тумбочке у кровати, – и Рита почувствовала, как к затылку прижимается холодное дуло. Весь маневр не занял и нескольких секунд.
Рита собрала все самообладание, чтобы не вскрикнуть, не забиться под ним. И лишь ровным, подчеркнуто спокойным тоном произнесла:
– Марат, это я. Рита. Все в порядке.
Еще несколько секунд он сжимал ее, тяжело дыша. Затем, придя в себя, ослабил хватку, выпустил ее, откатился в сторону и сел на постели, закрыв руками лицо.
– Господи, – простонал он сквозь сжатые зубы.
Рита пошевелилась, села на постели, потирая ушибленную руку. Прикоснуться к Марату она все еще не решалась.
– Тебе приснился кошмар, – тихо объяснила она. – Я хотела…
– Я чуть тебя не пристрелил, – замотал головой он. – Мать твою, Рита, это была очень плохая идея – позвать тебя сюда, остановиться тут вместе… Прости. Завтра утром мы поменяем твой билет. Мне нельзя было…
– Перестань!
Она спрыгнула с кровати, подошла к нему и присела на корточки у его ног, обняв руками его колени.
– Я никуда не уеду, ты же знаешь…
Он отнял руки от лица, опустил пистолет на тумбочку. Рита провела ладонью по его мокрому от пота лбу, потянула на себя, заставляя его уткнуться лицом ей в шею.