И — долгая тьма. Открываю глаза. В машине. Авто мое завалилось набок — по тому чувствую, что голова моя налилась. С трудом поворачиваю ее, шевелю губами… осторожно сплевываю изо рта острые дребезги. Резко вверх перед глазами, как Александрийский столп в Питере, поднимается освещенная задранной фарой сосна. Вырулил?… Как? Когда?

Вылезаю, ссыпаю с себя стекла… очухиваюсь. Соленый вкус на губе… Значит — жив!?

Размотал, покачиваясь, трос, закинул на ствол — сам себя, как Мюнхгаузен, вытащил из болота.

Еду обратно. Ветер полощет волосы — лобового стекла-то нет! Забираюсь на горку — работает только первая скорость. И вижу, как в сказке: избушка моя сияет, вся в огнях! Коля-Толя, наш бог света, дизель свой выключает где-то около восьми — дальше лишь по спецзаказу. Иногда, где-то около шести, зловеще подмигивает: мол, хочешь нормально доужинать — неси бутыль, а не то погружу все в первозданную тьму на фиг! Сутенер-электрик, как я его зову.

А такое вот ночное сияние он устраивает лишь в одном случае: когда покойник. Обмывание, похороны, поминки! Это — праздник его, не жалеет горючего. Электрик-некрофил.

Кто же сейчас покойник, соображаю подруливая. И понимаю: как — кто? Чей дом сияет? Я это!

Подруливаю к крыльцу, вбегаю. В кухне в собственном сиянии — Коля-Толя. Изумленно смотрит на меня. Потом тычет дрожащим пальцем вверх.

— …а она… кричала… что ты…

Успокаиваю его жестом руки, медленно поднимаюсь по винтовухе… ноги мои видны… но как-то смутно. Дверь заперта. Трясу.

— Кто? — сиплый голос Нелли.

— Я.

Распахивает дверь. В той же рубашечке в горошек, но уже в джинсах.

— А… кто… только что был,— дрожа, спрашивает,— и исчез?

— Тоже я…

То была лучшая ночь нашей любви!

Коля-Толя, помаявшись внизу, убыл. И грянула тьма!

Шепот, лепет, молчание и — крик раненой оленихи. И — отключка ее! Стала абсолютно ледяная! Теперь еще она умерла! Во тьме нащупал внизу пластмассовое ведро, побежал к колодцу — и… что-то тогда еще мне странным показалось… Но не до мелочей было! Наполнил, вбежал, плеснул на нее — она уже как-то оказалась на полу… Тишина… неподвижность… потом языком слизнула каплю с губы! Уф!.. Радостно швырнул ведро с лестницы вниз.

Просыпаемся — бьет солнце! Снизу — гудок. Снова гости пожаловали? Надеюсь, в этот раз не покойник? Накидываю халат, спускаюсь.

Алехин!

И тут ужас, дуновение которого почувствовал вчера, пронзил до пяток. Ведро! Покарябанное пластмассовое ведро, с которым я ночью за водой бегал и тут бросил. Ведро! Всегда, сколько я тут прожил, синим было, а сейчас — красное!.. Где я?

Алехин молча глядит, и по одобрительному его взгляду чувствую: снова он меня хвалит за смекалку, снова я ухватил какую-то суть! Но какую?

— Вы тоже, наверное, чувствуете, что надо поговорить? — он мягко произносит.

Тоже! Я! Это он — тоже!

— Мы не разбудим вашу даму?.. Может быть, пройдем… в беседку?

Железная беседка возле склепа, на краю кладбища… Хорошее место!

С опаскою обхожу подальше от ведра, смотрю на Алехина… Он как бы сокрушенно разводит руками, выражая: тут нечто выше нас, тут мы не властны!

Сели на железные скамьи. Паутина светится на крестах. Молчание.

— Ну, с чего начнем? — Алехин улыбается.

— Для простоты — лучше с конца! По вашей милости вчера гробанулся?

— По своей, исключительно по своей.

Снова пауза.

Пытки, что ли, к нему применять?

— Почему ведро другое?

— …Вот этот вопрос уже посложней. Знаете, что такое эгрегор?

— Без понятия.

— Ну, это как бы яблоня. Растет на кладбищах. Одно яблочко упало с нее — и сгнило. И все. Для большинства. Остальные яблочки мирно засыхают, так и не востребованные. Хотя и они есть! Эгрегор — это как бы информационный смерч, в котором сплетена вся информация о всех возможностях, которые могли бы быть… но не были! Душа, как червячок, обычно только одно яблочко успевает подточить.

— Ясно. А я, значит, несколько? Почему?

Алехин развел руками: если бы я знал!

— Еще можно это сравнить с игрой в кости…— говорит он.— Как бы кубиком с точками от одной до шести… У кого какой гранью выпадет. А у вас он уже падает несколько раз.

— И все время на двойку?

Алехин улыбается.

— Приблизительно да.

— А как иначе? — спрашиваю.

— Ну… как-то сильнее надо этот «кубик» боднуть. Мы даже приблизительно не представляем, как это выглядит физически…