– Я, конечно, все понимаю, но кто оплатит мне сегодняшний приход? Я проделал такой путь,

Висенте. Скажи ты мне об этом вчера, и не было бы никаких проблем, а сегодня, понятно дело…

Признаю, вместо того, чтобы оторвать ему башку, я уступил. Он проволок свой проклятый

пылесос по всему магазину, пока я глотал свое достоинство. Корина молча взирала на нас. На меня – с безразличным пренебрежением из-за моей слабости, на него – с оскорбительным презрением из-за того, что он прощелыга. И хуже того, собравшись заплатить этому пройдохе, чтобы это был его последний визит, я понял, что у меня нет ни гроша, потому что я все потратил прошлой ночью с Кориной. Мне пришлось стрельнуть деньги из кассы, потому что я ни на минуту не хотел оставлять этого бабника-авантюриста наедине с моей девушкой. Я вдруг осознал, что прошлой ночью был не просто трах в порыве влечения, мне хотелось, чтобы Корина и в самом деле стала моей девушкой, как назвал бы ее Хосе Карлос. Как только “охотник за привидениями” ушел, я решил сказать ей: “Корина, я хочу встречаться с тобой”. А может, так будет лучше: “Корина, хочешь со мной встречаться?” Я понимаю, что эти выражения уже не в ходу. Сегодня у двух взрослых людей есть выбор, и я мог бы сказать нечто такое: “Корина, я хочу снова увидеть тебя”, но я и так видел ее каждый день, и это было бы чересчур.

Когда несносный тип ушел, я повернулся к Корине и, стараясь придать себе как можно более

непринужденный вид после только что пережитой неприятной ситуации, пояснил, отчасти пытаясь оправдать свое поведение:

– Вот приставучий. Как мне хочется навсегда потерять его из виду. Корина, ты подала отличную

идею. Бегущему врагу – серебряный мосток, как говорится, скатертью дорожка.

Она ничего не ответила. Мне думается, Корина не поняла пословицу, но она так горда, что скорее

лопнет, чем переспросит. Мни слова не говоря, она пошла варить себе кофе. Я счел вопрос исчерпанным и сменил тему. Я был заинтересован в своем продвижении к намеченной цели.

– Ты очень устала? Я забыл тебе сказать, чтобы ты не приходила сегодня, если захочешь, осталась

бы дома, выспалась, ведь вчера мы легли очень поздно…

Любому ясна цель моего высказывания – этим я недвусмысленно намекал на возобновление

наших только что завязавшихся отношений. Когда утром Корина, слегка припозднившись, вошла в магазин, мы не поцеловались. Я не придал этому особого значения, во-первых, потому, что еще в кровати мы обсуждали этот вопрос и договорились не поддаваться страху, а во-вторых, для меня было вполне очевидным, что работа для Корины – это святое. Мы не собирались менять меньше чем за сутки заведенный нами распорядок. Не прошло еще и двадцати четырех часов, как я впервые поцеловал Корину, и вот я снова вижу ее. Я подумал, что это было удачей, неслыханной удачей. И еще я подумал, что Корина была самым лучшим в жизни материнским подарком, за который я когда-нибудь поблагодарю ее. Это произойдет в тот день, когда я без какого-либо формального повода приведу Корину к нам домой просто пообедать. И тогда я скажу: “Мама, спасибо тебе за то, что настояла на своем, и Корина пришла в магазин”. Я смотрел на Корину, а она подогревала молоко, поскольку уже знала, что мне нравилось горячее молоко.

– Вчера… Ночью… – запинаясь, пробормотал я. Мне было нелегко подобрать нужные слова среди

беспорядочно теснившихся в груди. – Корина… Я хотел сказать… Я очень рад, что ты здесь… Мне нравится, что ты рядом… Совсем близко от меня… И чем ближе, тем лучше.

Я сделал несколько шагов, чтобы подойти к ней поближе, но в этот самый момент Корина сняла

кастрюльку с огня; пар от вскипевшего молока стеной вырастал между нами, и я остановился. Теперь уже Корина смотрела на меня с лукавой, слегка насмешливой улыбкой, словно говоря: “Ты думаешь, я не понимаю, что происходит?”

– Глупыш… – Поначалу я испугался, не понимая, к чему отнести ее слова. – На этом типе ты мог

сэкономить деньги.

Я почувствовал огромное облегчение – Корина не ругала меня за то, что я завлекал ее, стараясь

соблазнить. Хотя соблазн и влечение были обоюдными, а мы оба – взрослые люди, я могу чувствовать себя виноватым за любой скверный поступок, совершенный в радиусе пятидесяти метров, километров или тысяч километров от меня по мере необходимости. Сейчас Корина говорила об “охотнике за привидениями”, о котором я уже забыл.

– Я уже почти все уладила, – пожурила она меня, но, как я говорил, ее упрек прозвучал для меня не

горьким осуждением, а райским медом.

– Понимаешь, я слышал ваш разговор, этот тип приставал к тебе, – пояснил я.

– Висенте, я и сама могу постоять за себя.

Корина назвала меня по имени, а поскольку мне мое имя не нравится, для меня оно прозвучало

странно, фальшиво. Мне нравится, когда женщины называют меня любимый, милый или жизнь моя и все такое, даже толстячком, что терпеть не может большинство людей. И когда только Корина назовет меня любимым, милым или своей жизнью? Впрочем, возможно, мне никогда не удастся услышать от нее эти слова, произнесенные легко и непринужденно, потому что у нее другой родной язык. Но, может быть, она скажет мне иные слова, по-румынски. У Бланки был заскок называть меня Винсенсо, и как я понимаю, в равной степени для Корины я мог бы быть Висентеску.

– Я это знаю, Корина, поэтому ты мне и нравишься. Очень нравишься. Это я и хотел тебе сказать.

Она ничего не ответила, но мне это было неважно. Я сказал ей правду. Я вспомнил о рекламке,

написанной от руки синей шариковой ручкой, которую все еще хранил. Когда в два часа дня Корина ушла, я в волнении поцеловал листок.

13. Подарки

Хотя все начиналось в день ее рождения, я, по правде говоря, ничего не подарил Корине. Подумать только, у меня была женщина, которой я был счастлив подарить что-нибудь. Словом, сегодня я наскоро пообедал с мамой и прогулялся с Паркером, глазея на витрины. Выбрать подарок было нелегко, потому что я не знал, что нравится Корине, не знал ее вкусов и предпочтений.

В пять часов я вернулся в магазин с пустыми руками, но не придавал этому значения, ведь впереди у меня было множество дней, чтобы удивить Корину. По сути дела, чем дальше уходил в прошлое день ее рождения, тем неожиданней оказался бы для нее мой подарок, произведя тем самым наибольший эффект. “Особенный подарок для особенной женщины” мог бы написать я в приложенной к подарку карточке. Я обдумывал, каким образом вручить подарок Корине: может, спрятать на какой-нибудь полке среди чернильных блоков и обложек, а потом попросить ее переставить их. Так она уткнется в мой подарок прямо носом. Это будет все равно, что сказать ей о своей любви и о том, что я могу ей дать.