За вином и шутками мы припозднились, и я настоял на том, чтобы подвезти Корину на машине. Ее

работа реально находилась у черта на рогах, в окрестностях города, в районе новостройки. Корина ухаживала за престарелой четой, которая, по ее словам, была более чем престарелой, просто дряхлой – две довольно состоятельных мумии – но это было неважно. Платили ей хорошо, и работа была выгодной и непыльной, потому что “мумиям” немного надо, и они почти не грязнят в доме. Когда она села в машину и начала благодарить меня, я не дал ей закончить, потому что снова почувствовал давешний утренний головокружительный вихрь, тот самый, что разносил мои чувства повсюду, в особенности, по телу и душе, потому что к чему скрывать, я чувствовал, что прикосновение Корины до самой глубины всколыхнуло мою душу. Короче, я послушался веления своего естества – я взял ее за руку и приблизил свое лицо к ее лицу. Она, в свою очередь, тоже придвинулась ко мне, и я ее поцеловал.

Какой восхитительный поцелуй. Говорят, что поцелуи изобрели женщины четвертичного периода

(кто говорит – во времена антропогена, кто говорит – во времена палеозоя, это не моя специфика, я в этом не силен), чтобы накормить своих детей после того, как пережуют им пищу. Так что поцелуй в губы, доставляющий нам столько удовольствия и наслаждения и говорящий о любви, пришел к нам именно оттуда. Как это мило. Целуясь с другими, мы склонны разом забыть прежний поцелуй, но все равно как это чертовски восхитительно. Поцелуи как бабочки, которые не дают себя поймать, но, боже мой, когда ты поймаешь одну, это что-то! Корина не только приняла поцелуй, но и ответила на него. Потом мы ни о чем не говорили, мне просто ничего не приходило в голову, о чем можно было бы поговорить, а мое сердце бешено колотилось. Мы только молча улыбались друг другу как два соучастника шаловливой проделки, которая у нас получилась, и о которой мы ничуть не сожалеем. К тому же я был взволнован и не собирался в первый же день оказаться в дурацком положении, ляпнув какую-нибудь глупость. Корина открыла дверцу и вышла из машины.

Мощная и всё более возрастающая волна от этого поцелуя заставила меня провести весь вечер в нервном напряжении. Я был так возбужден, что измерь я себе давление, то наверняка взорвался бы. Мне хотелось, чтобы в магазин входили люди не для того, чтобы я свел свой дневной баланс и заработал то, что потратил в итальянском ресторанчике, а для того, чтобы время шло быстрее. Я был разгорячен отчасти из-за вина, которое само по себе пьянит и будоражит, отчасти, естественно, из-за поцелуя. Я уже пояснил все, что думаю о поцелуях. Я поцеловал Корину, потому что это казалось мне логичным, я благодарил ее за прекрасно проведенное время. Я поцеловал ее, потому что она снова смеялась, и ее зеленые глаза превратились в маленькие щелочки над ее острыми скулами. Я ничего не знал о ее семейном положении, замужем ли она, или у нее есть жених здесь или на родине. Мы никогда не говорили об этом, потому что до утреннего кофе с тортом мы вообще мало разговаривали друг с другом, и то исключительно о работе, о скобках, скрепках, тетрадках в линейку и угольниках. И я, и Корина – каждый из нас был сам по себе. День это всего лишь пять часов, которые быстро проходят. Однако я пребывал в полной уверенности – Корина была свободной женщиной, потому что только свободная женщина так смеется, поедая пиццу, и так улыбается, поцеловавшись с тобой.

У меня бешено кружилась голова, и я не мог ни на чем сосредоточиться. Меня вдруг осенило: необходимая в моей жизни перемена, мой взлет. Быть может, мне надо начинать не с документов на магазин, нотариально оформленных на мое имя, а со своих чувств? И как я не понял это раньше? А может, дело в том, что я хотел быть одним из этаких служебных прекрасных старинных зданий, которые теперь уже никто не использует, потому что организации давно переехали в более подходящие для их деятельности места? Нет, я не хотел бы быть великолепным зданием со всеми его сияющими, но пустыми покоями. Я хотел бы, чтобы по моей императорской мраморной лестнице с перилами из красного дерева поднималось и спускалось множество людей, а не только унылые скучающие уборщицы с их швабрами и тряпками, да ремонтники в голубых комбинезонах. Мне хотелось бы суеты и суматохи от входящих и выходящих людей даже в ущерб ступенькам и перилам. Конечно, я не считаю это единственным способом прожить жизнь, просто сейчас я подумал, что не хотел бы быть надежно оберегаемым, хорошо защищенным, но пустым монументальным творением. В заключение добавлю, я думаю, все это из-за поцелуя с Кориной.

Осознавал ли я, что делал? Смутно. Я ничего не планировал заранее, но когда я пригласил Корину

на обед и поцеловал ее, мне показалось, что это было неизбежным. Мне представлялось целесообразным познакомиться с женщиной своей жизни на работе. Взять, к примеру, Хосе Карлоса и Эстер. Моя сестрица Нурия, напротив, всегда находила своих предрассветных дружков в барах и на дискотеках, и это плохая идея. Это не мой стиль. С женщинами, с которыми я встречался, я знакомился просто и обычно. Мои увлечения или непрочность моих связей с женщинами связаны не с правильностью выбора и моими порывами, а с тем, что наступает потом по мере развития этих отношений, как я понимаю. Хосе Карлос говорит, что это все из-за того, что я не готов к жизни в “джунглях одиночек-холостяков”. Это выражение мне совсем не по душе, как будто отношения между мужчинами и женщинами подобны полям сражений. Впрочем, иногда, после какого-нибудь разрыва, я могу думать точно также, но у меня нет желания сообщать ему об этом. Я говорю, “какого-нибудь разрыва”, как будто у меня их было миллион. Громких скандалов было мало, точнее сказать, мои отношения тихо расползались по швам и сходили на нет. Не было ни ссор, ни скандалов, ни измен, ни разводов по суду, ни предательства или еще чего-то такого значительного, что можно отметить в календаре и запомнить. У меня все происходило более сумбурно и безалаберно. Сейчас, по прошествии времени, о каких-то отношениях я думаю, а были ли они вообще.

Я закрыл магазин на пятнадцать минут раньше. Это плохо, потому что много покупателей заходят

в магазин именно перед самым его закрытием. Однако я больше не мог терпеть, меня так и подмывало продолжить столь неожиданно удавшееся мне начало. Неожиданный поцелуй после неожиданной встречи.

Я едва успел добраться до дома, где работала Корина, ко времени, когда она, по ее словам,

заканчивала работу. На многих светофорах мне пришлось проскочить через перекрестки, пренебрегая всеми чувствами предосторожности и переругиваясь с сонными водителями, возвращавшимися в свои спальные районы. Не в моих привычках находиться на взводе. Хмель от выпитого вина необычайно обострил зрение и слух, сделав меня лихим водителем. В этом городе я жил с самого своего рождения, но теперь цвета и звуки преобразились; улицы, здания, памятники стали выглядеть по-новому, и это мне нравилось. Вот что значит поцелуй, вот что значит желание, когда ты в одном шаге от него. Все великолепно, ничего плохого, и жизнь кажется тебе чудесной.

Территория дома, где работала Корина, была огорожена. От калитки ограды к автобусной

остановке вела дорожка. Если я опоздал хотя бы на минуту, то Корина могла уже быть на остановке. Если сегодня ей удалось отпроситься и уйти пораньше в честь дня рождения, то она от меня улизнет. На стоянке я провел пять минут, но для меня они стали вечностью. Моя радость померкла вместе с яркими цветами и сочными звуками, о которых я говорил. А вдруг я просчитался? Приехал слишком рано или слишком поздно? Я мог позвонить Корине на мобильник, но тогда все планы скомкались бы, и сюрприз уже не был бы сюрпризом. Но было и другое, более серьезное препятствие. Если бы я позвонил ей, у нее была бы возможность отклонить мое предложение подвезти ее, сказав со своим особенным акцентом и ужасной грамматикой что-нибудь вроде: “ ранешнее не может снова повториться”, и этим она закрыла бы мне двери. Мне казалось, что при личной встрече ей будет труднее отказаться, потому что желание, которое двигало мной в эти минуты, непременно охватило бы и ее. Впрочем, “непременно”, это сильно сказано. На самом деле я всего лишь надеялся, что она ответит на мои чувства, как просто и естественно ответила на мой поцелуй. Мне и самому было ужасно трудно позвонить ей на мобильник и сказать: “Привет, это Висенте”, потому что я всегда боюсь услышать в ответ: “Кто-кто, простите?” Мои родители дали мне имечко, с которым никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Оно требует чуть больше умственного напряжения, чем другие. В школе, где я учился, не было ни одного Висенте, кроме меня. Только совсем недавно я начал знакомиться с другими Висенте, а быть единственным – не очень хорошее ощущение. В детстве, а особенно в подростковом периоде, мое имя было мне ненавистно, я его стыдился. Это правда – я стыдился своего имени. Я даже подумывал сменить его, но мне в голову не пришло никакой альтернативы. Короче, имя усложняет все с самого начала отношений. Мне трудно произнести свое имя перед женщиной, за которой я ухаживаю. Так с какой, спрашивается, стати она должна помнить мое имя, если я сам не признаю его? Даже поджидая Корину в этой новостройке, я был безымянным сам для себя, и это составляет еще больший разрыв между нами. Наконец-то я ее увидел. Она торопливо спускалась по дорожке с пригорка. Вопреки моим опасениям, Корина ушла с работы даже позже обычного. К остановке подъезжал автобус, и я выскочил из машины, чтобы Корина не села в него.

– Корина! Корина! – громко окликнул я ее.

Она чуть помедлила, прежде чем обернуться. Корина не относила призыв на свой счет, потому что

не ожидала встретить знакомых в этих краях, и тем не менее, все же обернулась. Увидев меня, она улыбнулась, что наполнило меня радостью и придало уверенности в себе.

– Надо же, ты приехал сюда, – промолвила она, быстро садясь в машину.

– Приехал, как видишь. – Я умирал от желания поцеловать ее, но поскольку она сама не проявляла